Чайковский. История одинокой жизни. Нина БербероваЧитать онлайн книгу.
стыдно за то настоящее, что он когда-то, приготовишкой, рассыпал перед товарищами. Он с восторгом и вместе с каким-то неловким чувством слушал, когда Апухтин декламировал тут же, в рекреационном зале, с пафосом:
Я знал его, любви тяжелый бред!
С неясными порывами страданья!
Со всей горячностью незрелых лет!
Со всей борьбой ревнивого терзанья!
С Адамовым он бегал в итальянскую оперу. Это он очень любил. О том, чтобы играть “для себя”, в эти годы не было и речи, – все, что когда-то проснулось в нем при звуках Моцартовой арии, сейчас спало летаргическим сном, и он не мог, да и не хотел этого будить. Вот петь необыкновенные, фиоритурные вокализы, это он мог, или изображать Бозио, Тамберлика, Дебассини, Бернарди в “Вильгельме Телле” или “Севильском цирюльнике”, под восторженный хохот товарищей и аккомпанемент Аннет; а то еще – заноситься в “Херувимской” под самый потолок своего юношеского тенорка.
Наравне с латынью и математикой в училище преподавались музыка и пение; Чайковский без особого рвения стал продолжать прерванные в свое время уроки. Учителем его был Беккер – знаменитый рояльный фабрикант; пению воспитанников учил Ломакин, быстро разочаровавшийся в теноре Чайковского, когда его голос начал меняться.
К православному богослужению и особенно к церковному пению Чайковский стал прислушиваться внимательно именно в эти годы, с увлечением пел в церковном хоре и даже мечтал стать его регентом. Однако Ломакин считал, что он вял, смешлив, да и рука у него недостаточно твердая, и он был отставлен.
Уроки с Беккером не приносили Чайковскому никакой пользы, и так как в семье еще жила память о его детской склонности и так как Чайковский сам в отпускные дни увеселял общество модными вальсами, Илья Петрович, со всегдашней своей заботливостью, иногда, впрочем, примененной как-то не ко времени и не к месту, – решил взять сыну специального учителя музыки, который бы приходил по утрам, в воскресенье, и с которым бы Петруша мог усовершенствоваться в своем таланте, буде таковой окажется.
Рудольф Кюндингер приехал в Петербург восемнадцатилетним молодым человеком и сразу обратил на себя внимание как виртуоз на одном из университетских концертов, где он сыграл концерт Литольфа – обе партии, и рояльную и оркестровую. В 1855 году он был приглашен к Чайковскому – молодых людей с такими способностями (“чуть выше среднего”, как оценил их Кюндингер) виртуоз видел немало. Платили ему исправно, в доме, как известно, было много барышень, и с уроков Кюндингер не торопился уходить домой.
Обыкновенно по утрам они занимались. Потом бывал завтрак – необычайно “цветистый”, к удовольствию Кюндингера; потом учитель и ученик отправлялись в концерт, а вечером Петруша начинал свои музыкальные фокусы (с полотенцем и без), приводившие в восторг Аннет и ее сестер.
Они считали его музыкальным гением именно за эти фокусы, – а он в то время не мог бы перечислить симфонии Бетховена, не имел понятия