Ментальная карта и национальный миф. Виталий АверьяновЧитать онлайн книгу.
за рамки русской цивилизационной специфики, выступила евразийская традиция (Н. Трубецкой, П.Савицкий, А. Панарин и др.) – именно евразийская модель мироустройства способна сегодня стать авторитетной методологией международных дел и международного сотрудничества на исходе новой «холодной войны», в деамериканизированном мире. Евразийская теория уже оказалась востребована странами третьего мира. Учение об антизападной контрэлите, развитое отцом-основателем евразийства Николаем Трубецким, предвосхитило учения о политическом традиционализме у стран-колоний в ходе их деколонизации и обретения национальной независимости в 50–60-е годы. То же касается и учения о «зависимом развитии» в странах мировой периферии.
Также важную роль в самосознании местных политических сил сыграл опыт русского народничества XIX – начала XX века. Для Китая, стран Восточной Европы огромное значение имела русская интерпретация марксизма Лениным и затем развитие этой версии и ее трансформация у Сталина в его учении о «народных демократиях».
Решающее влияние на пути развития человечества в XX веке имел русский космизм (Федоров, Циолковский, Чижевский, Вернадский, Флоренский), показавший неотделимость земли от космоса и предложивший синтез науки и религии в свете стремления к «психократии», то есть власти духа над материей. Потенциал русского космизма, ставшего идейным вдохновителем космонавтики, на сегодня далеко не исчерпан.
Итогом многолетних исканий русской идеи может быть признание того, что Россия в своем историческом развитии дала плоды в виде не одной высшей «русской идеи», а целого соцветья «русских идей», образующих объемное пространство русских смыслов, русской культуры.
Парадигма национальной мечты и национальной идеи задана историческими прецедентами, к которым относятся и футуристичность в революционных обществах, и мечта о будущем и счастье грядущих поколений в СССР, и американская мечта об индивидуальном успехе простого человека, вырастающего в бизнесмена или звезду, и национальные идеи и стратагемы других народов. Сегодня мы можем уверенно говорить о существенной перекличке и параллелях между китайской мечтой и русской мечтой. Для этого существует целый ряд знаковых совпадений и предпосылок.
И Китайская империя, и Российская империя пережили в XX веке «погружение» во мглу исторического небытия. Их отказ от имперских форм был скорее имитацией, временным – в крайне неблагоприятных обстоятельствах внешней среды – отступлением империи, а не ее настоящей смертью, как то хотелось бы западным наблюдателям. Парадокс развития России и Китая в XX столетии – через авангардный коммунистический проект наши страны вернулись к фундаментальным имперским основам своего существования.
И для Китая, и для России в качестве ориентиров движения к высшему состоянию цивилизации выступает синтез консерватизма и прогрессизма. Для Китая это означало соединение ценностей социализма с конфуцианством и духовными практиками древних «совершенномудрых»