Лекции о Лейбнице. 1980, 1986/87. Жиль ДелёзЧитать онлайн книгу.
тем самым имеете в виду? Вы видите, что все эти пропозиции, избранные Лейбницем в качестве основополагающих примеров, суть пропозиции событийные, и он задает себе нелегкую работу. Лейбниц собирается сказать нам следующее: поскольку эта пропозиция истинная, то необходимо – хотите вы этого или нет, – чтобы предикат «перейти Рубикон», если пропозиция истинная (а ведь она истинная!), чтобы этот предикат содержался в понятии Цезаря. Не в самом Цезаре, а в понятии Цезаря. Понятие субъекта содержит все, что с субъектом происходит, то есть все, что говорится о субъекте как истинное.
В «Адам согрешил» грех в некий момент принадлежит к понятию Адама. «Перейти Рубикон» принадлежит к понятию Цезаря. Я бы сказал, что здесь Лейбниц выдвигает один из своих первых великих концептов: концепт неотъемлемости. Все, что говорится о чем-то как истинное, неотъемлемо от понятия этого чего-то. Таков первый аспект, или развитие достаточного основания.
D) Когда мы говорим это, мы уже не можем остановиться. Когда мы что-то начали в сфере концепта, мы не можем остановиться. В области криков существует знаменитый крик Аристотеля. Великий Аристотель, который, между прочим, оказал на Лейбница очень мощное влияние, произносит в один момент в «Метафизике» прекраснейшую формулу: «надо бы остановиться (anankéstenai)». Это великий крик. Это философ стоит перед бездной нанизывания концептов друг на друга. Лейбницу насрать на это предостережение, он не останавливается. Почему? Если вы возьмете пропозицию С), то все, что вы атрибутируете некоему субъекту, должно содержаться в понятии этого субъекта. Но то, что вы атрибутируете как истинное какому угодно в мире субъекту, пусть даже Цезарю, – достаточно, чтобы вы атрибутировали ему как истинную одну-единственную вещь, чтобы вы с ужасом догадались, что с вот этого момента вы вынуждены «зашивать» в понятие субъекта не только ту вещь, которую вы атрибутируете ему как истинную, но и всю тотальность мира.
Почему? В связи с хорошо известным принципом, который – совсем не то же самое, что принцип достаточного основания. Это – простой принцип причинности. Ведь принцип причинности, в конечном счете, доходит до бесконечности, и это его особенность. А это весьма своеобразная бесконечность, потому что на самом деле он доходит до неопределенности. То есть принцип причинности утверждает, что всякая вещь имеет причину, а это – совсем не то же самое, что и «всякая причина имеет основание». Ведь причина – это вещь{ По-французски это гораздо нагляднее: «la cause, c’est une chose», так как с этимологической точки зрения «cause» и «chose» – одно и то же.}, а у вещи, в свою очередь, есть своя причина и т. д. и т. д. Я могу переформулировать то же самое, сказав: всякая причина имеет следствие, а это следствие есть, в свою очередь, причина следствий. Стало быть, перед нами – неопределенный ряд причин и следствий.
Какая разница между достаточным основанием и причиной? Здесь все понятно. Причина никогда не бывает достаточной. Необходимо сказать, что принцип причинности полагает причину необходимую, но не достаточную.