Машка как символ веры. Светлана ВарфоломееваЧитать онлайн книгу.
лживые и подлые маленькие, почему?
Врач была моложе мамы, но старше врача из другой больницы.
– Это наша, – шепотом сказала мама.
Я почувствовала, как снова в горле заползали муравьи и что ничего хорошего нам не могут сказать. Мимо прошел мужик, у которого из носа торчала трубка, а в горле была дырка. В нос резко ударил больничный запах с примесью тоски и страданий.
– Ну фто? – сказала доктор. У нее был какой-то серебристый, укрытый мехом голос. – Фто? В целом все хорошо.
Я не очень хорошо понимала, что она говорила дальше про клетки, кровь, доноров. Но я очень внимательно рассмотрела ее. Кроме голоса, все остальное тоже вызывало доверие. Она была вся такая уютная, что показалось, на ее плече можно плакать.
Потом я встречала ее много раз, когда приезжала к Машке. Однажды она вынесла целый батон колбасы, чтобы покормить котенка. Котенок был маленький, но наглый. Батон ему в пасть не влезал, и он уселся на него верхом и стал откусывать и облизываться. Рядом сидела неполноценного вида рыжая собака по кличке Чубайс, но наша врач охраняла кошачьи интересы, и собаке не досталось.
Но еще тогда, два года назад, услышав «фто», я поверила, что с Машкой все будет хорошо.
Мама
…я поверила, что с Машкой все будет хорошо. Я находила множество свидетельств тому, что все будет хорошо.
Папа
Хорошо становилось не сразу. Когда я приехал однажды домой, после дурацкой работы и не менее дурацкого разговора с тещей, раздался телефонный звонок:
– Здравствуйте, это я, Елена Николаевна.
Хорошо, что я не спросил, кто это. Потому что оказалось, что это классная Веры.
– Я знаю о вашем горе и переживаю не меньше вашего. Надеюсь, что с девочкой все будет хорошо. Но дочерей-то у вас пока две.
Пауза.
– Извините. Видите, как я переживаю.
Голос был, как мел. Его звуки крошились на зубах. «Господи, ну что ей надо?» – подумал я. Из-за всей этой страшной круговерти Верина учеба вылетела у меня из головы. Я, конечно, помнил, что она училась в восьмом, нет, в девятом классе. Раньше оценками я интересовался в конце четверти, когда Ирина приносила на подпись ее дневник со словами: «Скажи ей потом, что ты об этом думаешь!» Я ничего плохого не думал, но говорил.
А сейчас… я даже никак не соображу, что надо делать сейчас. На том конце провода молчали. Видимо, набрав в легкие воздуха, она сказала:
– Вера не закончит четверть; точнее, закончит с двойками. Вам это как?
– Плохо, – ответил я.
Внутри на риторическое «плохо» ничто не отозвалось. Вера живая, здоровая. Мне иногда казалось, что пусть бы это случилось с ней. Машка такая маленькая, как же это ей вытерпеть. Пусть, конечно, лучше со мной. Но если ты, Господи, выбирал из моих детей, то только не Машу, только не Машу.
Я злился на Веру за то, что она здорова, что смеется по телефону, берет в прокате кассеты, просит денег на какие-то журналы. Это невозможно было сказать вслух. Но почти каждую ночь я думал так. Днем я понимал, что она мотается в больницу, пытается убираться в квартире