Запретные практики. Ирина МясниковаЧитать онлайн книгу.
с собой. В Панкратьевой его раздражало и бесило абсолютно всё. И костюм этот черно-белый, от которого рябило в глазах, и туфли на огромных каблуках, и сумасшедший запах ее духов. А самое большое раздражение у Воронина вызвал ее портфель и дорогущие золотые очки.
«Надень очки, возьми портфель, бл. дь, глядишь, так и за умного сойдешь»! – думал Воронин, разглядывая Панкратьеву. Естественно, думал матерно. А как ещё думать про сотрудников Дубова?
То, что Панкратьева может быть действительно умной, в голове у Воронина никак не умещалось. Не бывает в природе умных с такими красивыми лицами ни среди мужчин, а уж тем более среди женщин. Всем же известно, что бабы дуры, в первую очередь потому, что бабы.
Воронин с раздражением наблюдал, как Панкратьева, разыгрывая из себя по меньшей мере министершу, разводит этих дураков: главного инженера и начальника установки. Вон слюни развесили, только что хвостами не виляют, кобели несчастные. Да уж, знал Дубов, кого прислать. Небось представляет, какая у мужиков на зарубежных заводах жизнь тяжелая. А эта дура и рада стараться, не понимает, что ее используют.
Когда бабёнка явно уже решила, что выполнила поставленную перед ней задачу, Воронин не выдержал и сорвался. Он сказал ей все, что думает и про нее, и про придурка Дубова, и про всех остальных вертихвосток и бл…дей, которые лезут в мужские игры. Он даже увидел, как у нее на глазах стали наворачиваться слезы, а потом случилось что-то странное. Он вдруг почувствовал легкий щелчок по лбу, и его затопило жаром. Первая мысль, которая пришла ему в этот момент, была о климаксе. Он слышал от матери, что такое состояние называется приливом. Но у мужиков-то климакса не бывает. Или бывает? Эту замечательную мысль он так и не успел додумать, потому что вместе с охватившим его теплом к нему пришло чувство стыда. Зачем он орет на эту милую подневольную женщину? Она же просто выполняет свою работу и совершенно беззащитна перед ним.
Панкратьева что-то сказала, достала из портфеля сигареты и пошла к выходу, за ней потянулись остальные, всем своим видом демонстрируя неодобрение поведению начальника.
Воронин тоже схватил сигареты, но идти вместе со всеми в курилку ему стало неловко, и он отправился в свою личную комнату отдыха. Открыл форточку и закурил.
«Надо бы показаться врачу, – решил он, – а то не ровен час так можно и копыта откинуть».
Однако сколько он ни прислушивался к своим ощущением, ничего странного больше не заметил. Более того, он испытывал огромное облегчение и легкую истому как после хорошего секса. А ещё его переполняло нестерпимое чувство вины, поэтому когда все вернулись к нему в кабинет, он кинулся извиняться перед Панкратьевой, а она, вроде ничуть не обидевшись на него, начала говорить очень правильные вещи про мужское и женское, буквально отчитала его как мальчишку. Ему стало совсем стыдно, ведь он увидел в ней не кого-нибудь, а свою родную мать, которая тоже сделала очень даже мужскую карьеру, тоже всегда эффектно и красиво