Последние дни наших отцов. Жоэль ДиккерЧитать онлайн книгу.
а вечером они испекли их на очаге. Эме, строивший из себя повара, закопал в угли большие картофелины. Ломтик с Фароном и Фрэнком устроили набег на столовую поляков – тех не было в доме – и разжились спиртным. Лора предложила пригласить норвежек, страшно переполошив Толстяка.
В тот вечер курсантам, сидящим в столовой за громадным дубовым столом, на миг удалось превратить войну в удовольствие: надежно защищенные от мира, затерянные в дикой Шотландии, они ели, смеялись, шутили, громко болтали, разглядывали норвежек. Все были слегка навеселе. Дэвид-переводчик и лейтенант Питер присоединились к застолью. Питер до поздней ночи рассказывал об Индии, а Дэвида оккупировал Толстяк, сидевший между двумя норвежками, – переводить его серенады.
Назавтра, когда снова начались занятия, а пьянящее чувство возвращения к нормальной жизни угасло, Пэл, совсем приуныв от одиночества, погрузился в свои мысли: в воспоминания об отце, в тяжелые думы о забвении и печали. Вечером он не пошел ужинать с товарищами; сидел один в своей комнате, прижимая к себе сумку, – ту, которую сложил ему отец. Вдыхал аромат книжных страниц и одежды, весь пропитался запахами, гладил шрам у сердца и сжимал в объятиях сумку: ему так хотелось, чтобы его обнял отец. Заплакав, Пэл схватил клочок бумаги и стал писать ему письмо – письмо, которое тот никогда не получит. И, унесенный потоком собственных слов, не услышал, как в комнату вошел Кей.
– Кому пишешь?
Пэл подскочил:
– Никому.
– Ты письмо пишешь, я же вижу. Писать письма запрещено.
– Письма запрещено посылать, а не писать.
– Тогда кому ты не пишешь?
Сын на миг помедлил с ответом, но в голосе Кея было подозрение, а Пэл не хотел, чтобы его подозревали в измене.
– Отцу.
Кей, побледнев, застыл на месте.
– Скучаешь по нему?
– Да.
– Мне тоже отца не хватает, – прошептал Кей. – Я у него очки стянул перед отъездом. Иногда надеваю их и думаю о нем.
– У меня с собой его книги, – признался Пэл.
Кей со вздохом сел рядом с Сыном на кровать:
– Уезжал я как будто в путешествие. Но ведь я его больше никогда не увижу, да?
Ох, сколько в нем было тяжкой скорби – в человеке, укравшем отцовские очки, чтобы заглушить отчаяние.
– Как нам жить вдали от отцов? – спросил Пэл.
– Я каждый день себя об этом спрашиваю.
Кей потушил свет. Теперь в комнату проникал лишь призрачный свет туманной мороси за окном.
– Только не включай, – велел Кей.
– Почему?
– Чтобы можно было поплакать в темноте.
– Тогда поплачем.
– Оплачем наших отцов.
Молчание.
– По-моему, Жаба – сирота, давай оплачем и за него тоже.
– За него особенно.
Долго-долго в спальне слышалось лишь тихое бормотание, приглушенная жалоба: Пэл, Кей и они все, даже Жаба-сирота, были проклятыми сыновьями,