Гарем и легкость. Семён АфанасьевЧитать онлайн книгу.
окажись в досягаемости даже самая обычная оглобля подлиннее, он бы на раз-два ссадил всадников с их коней, а уж после надругался бы над ними по всем правилам, как Бог на душу положит. К сожалению, ничего даже отдаленно напоминавшего оглоблю в пределах видимости не обнаруживалась.
Бронкс уже всерьез подумывал, не выломать ли одно из брёвен, подпиравших навес – но те в обхвате были изрядны даже для него. Свободно орудовать таким стволом нечего было и надеяться.
Плюнув в итоге на соблюдение своих же собственных правил, Бронкс решился и споро извлек из мешка самострел. Проверив его на предмет готовности к предстоящему противостоянию, гном уверенно зашагал вперёд, оставляя за спиной такой гостеприимный навес и имея впереди по курсу загарцевавших коней да неожиданно занервничавших орков.
Увидав непустые руки гнома, а также разглядев их содержимое, отважные конные бойцы с женским полом тотчас поворотили коней. И, нахлёстывая их, моментально скрылись за холмом, оставив за собой лишь облако пыли плюс валяющегося кулем товарища-заводилу.
Бронкс вздохнул, вернул оружие обратно в котомку и возвратился на подворье, где первым делом связал давешнего смутьяна его же кушаком, мстительно забив его рот при этом оторванным от его же штанов куском материи. Поглядев на дело рук своих, Бронкс не ограничился предпринятыми мерами.
Решительно оторвав вторую штанину бузотёра, он поверх рта, замкнутого тряпкой, сделал из неё импровизированную повязку.
– Чтоб не выплюнул ненароком! – радушно пояснил он слегка удивленным феминам, с толикой неловкости обозревая заголившиеся до самого неприличия ноги смутьяна.
Орчанки в этот момент заохали, заворочались и застонали, пытаясь вздеть себя на ноги.
– Стойте! Помогу, не надо самим! – обеспокоился неподдельными женскими вскриками боли гном, сперва подскакивая к дочери и подхватывая её под руки так, что его ладони совершенно случайно оказались поверх уже налившихся молочных желез девушки.
– Сейчас и тебе помогу! – успокоил он удивлённо поднявшую правую бровь мать. – Она ж дитя ещё, её первую! Всё лучшее – детям, – добавил он, после чего пробормотал уже сам себе, имея в виду исключительно ощущения в ладонях. – А тут изрядно – и не скажешь, что не нашего племени…
Дочь-орчанка благодарно кивнула, поворотилась к спасителю и, склонившись вперёд (поскольку ростом была ощутимо выше), коснулась на десяток мгновений его щеки своей. Что-то сказав парой или тройкой фраз (тут гном не понял, ибо сказано было по-орочьи), она выпрямилась и споро бросилась к очагу: видимо, провизия требовала её внимания.
Повторив с матерью тот же фортель, Бронкс снова оказался на распутье.
Мать, в отличие от дочери, не касалась его щекой, но зато на те же десять секунд от избытка благодарности крепко и искренне прижала его к себе, выражая крайнюю степень доверия.
Голова Бронкса, в силу разницы их высот, оказалась предсказуемо на уровне пары полукруглых подушек, не меньших размером, чем таковые