На плотной земле. Стихотворения. Пётр МамоновЧитать онлайн книгу.

      Мы уснем, когда погаснет пламя,

      и остынет светлый воск свечи

      бледно-голубыми кружевами

      на подсвечнике. Ну, а пока – молчи.

      Видишь, свет еще кружится рядом,

      еще ждет чего-то тишина…

      Морщинами свой облик злило

      Лохматое лицо залива

      И тыкалось в песок.

      И злости пенистая сила

      Меж двух утесов билась, выла

      И падала у ног.

      И брызги, оседавшие с шипением

      На камни, оставляли мутный след.

      Темнота секрет печальный

      не доверит больше мне.

      Стали ночи холоднее

      и короче дни.

      Солнце светит, но не греет.

      Мы опять одни.

      И пасется на белом лугу,

      И копытами легкими мнет

      Осторожную белую мглу

      И хрустящий по-зимнему лед.

      Учусь искусству превращенья,

      Учусь искусству быть другим.

      Планет холодное вращенье

      Причастно таинствам земным…

      Вижу лесенки крапивы,

      малину, плющ.

      А сам, как ветвь сухая сливы, —

      колюч и злющ.

      Мы любили лежать на горячей,

      На горячей жести крыши.

      Это было апрелем всходящим

      Синим солнцем все выше, выше.

      Таял снег и в пальто шли люди,

      Хмуря брови и глядя в землю,

      А мы, гордо выгнув груди,

      Людей на земле не приемлем.

      Распластавшись, раскинув руки,

      Мы лежали и щурились в небо,

      Рвал на части холодный ветер

      На груди нашей солнца негу.

      А потом мы сразу вставали,

      Трое ангелов в плавках белых,

      Вниз смотрели и улыбались,

      Если кто-то там что-то делал:

      Если дворник колол свои льдышки

      Черным, ржавым, тяжелым ломом,

      Если кто-то во двор наш вышел,

      Друг, товарищ, просто знакомый.

      И упасть нам совсем не страшно

      С горячей, горячей крыши.

      Поскользнуться совсем не страшно

      На коварно хрустящей жести.

      Нет музыки такой,

      чтоб выразить меня.

      Какой же я, какой?

      Какой же я?

      Быть может, я стога,

      которых еще нет;

      быть может, я закат,

      быть может, я рассвет?

      Какой же я, какой,

      какой же всетки я?

      бредущий по прямой

      сквозь желтые поля.

      Все умерло.

      Жена заснула.

      Поблескивает ножка стула.

      О, злая моя воля! Почему

      я возлюбил и центром посчитал

      себя, сидящего у моря на скамейке?

      В