Первенцы. Дарья ЧернышоваЧитать онлайн книгу.
у стены, прислушиваясь к тому, что происходило в комнате. Чаще других женщины повторяли одно слово: «Рано, рано, рано». Мать прошла внутрь, даже не взглянув на Войцеха, а старуха рявкнула:
– Что стряслось?!
– Я не знаю, – ответил он, сглотнув ком в горле. – Не знаю… Помоги ей, Гавра, пожалуйста… Она так кричит…
Но старуха уже не слышала. Вскоре Войцех понял, что тоже ничего не слышит: Ветта затихла. Он вытер глаза грязным рукавом и беспрепятственно вошел в кабинет.
Все женщины собрались в углу, у камина, спорили и встряхивали скомканную окровавленную простыню. Войцех снова утерся – слезы никак не высыхали. У постели Ветты остались только Марко и конюшонок, стоящий столбом за спиной господина. В другом углу комнаты кот лениво обгладывал дохлую крысу.
Войцех встал рядом с Гашеком, но не смог долго держаться на ногах – сел на край кровати, стараясь не задеть красиво расшитый подол рубашки сестры. Все вокруг промокло от крови.
– Она меня попросила, – вдруг глубоким, страшным грудным голосом произнес Марко. – Попросила оставить тебя в живых. Как я должен… Как выполнить ее последнюю просьбу?
Ему никто не ответил: ни потерянный Войцех, ни ошарашенный Гашек, ни мертвая Ветта. Когда последний сын Берты Ольшанской смог оторвать невидящий взгляд от тела сестры, Ройды в комнате уже не оказалось. Почему-то Войцех подумал, что больше никогда его не увидит.
Вдруг женщины в углу прекратили спорить. На миг повисла пугающая тишина, которую разорвал резкий короткий звук. Сердце Войцеха замерло.
А потом закричал младенец.
Повозка
Говорят, не к добру это – греться у погребального костра. Посмотрели бы на себя, когда ближайший очаг в паре дней ходьбы, любимая лошадь уже обуглилась в этом самом костре, а перед глазами – бледная пелена заиндевевших ресниц. «Хорошо, что у меня только одна сестра», – растирая негнущиеся пальцы, думает женщина в капюшоне из волчьей шкуры. Волку только семь лет – самый расцвет сил! – и вот он служит теплой зимней одеждой, хотя мог бы сейчас лакомиться зайчатиной. Женщина нетерпеливо тычет костер палкой.
– Прости, красавица, но ты со своим завещанием совсем не к месту, – уже вслух упрекает она тлеющие останки, еще недавно имевшие губы, чтобы улыбаться, когда их обладательницу зовут красавицей.
Здесь, на большой поляне между тремя тропами, знаменитая воительница Нааса со всеми полагающимися почестями хоронит: сестру свою Таресу, супругу честного пасечника, отошедшую в родах; племянника, ненареченного младенца, сына честного пасечника; кобылу, давно хворавшую, которую прикончило длительное путешествие в страшный мороз и с тяжелым грузом на спине.
В роще неподалеку от деревни, где жила и умерла Тареса, телега и осталась – неудивительно, с такими-то угловатыми колесами. Оттуда пришлось везти сестру с ребенком, навьючив их на гнедую старушку, кобылка храбрилась, пыхтела, страдала, но переносила испытания со свойственным ей достоинством. Всю дорогу, ругаясь и отряхивая снег с волчьего