Молодинская битва. Куликово поле Грозного Царя. Николай Фёдорович ШахмагоновЧитать онлайн книгу.
искать, да с княгиней Анной, что «Москву волшебством спалила», расправиться.
Это стало рубежом, после которого простой сбор погорельцев перерос в беспощадный бунт.
Увидев обезумевшую толпу, юный Иоанн понял, что настаёт для него час важный, быть может самый главный час.
Обступила толпа дворец. Суровая, бушующая, неистовствующая толпа.
Что делать? Стража изготовилась, даже пушки выкатили на площадку перед дворцом. Только команду дай и прольётся кровь обезумевших от горя людей.
Ряд стражников перед входом загораживал дорогу.
Иоанн ступил на крыльцо. Бушующая толпа несколько поутихла. Кое кто даже попятился назад. Государь не кто-нибудь перед ними.
Но самые смельчаки не угомонились, стали требовать:
– Выдать нам княгиню Анну Глинскую, выдать сына её Михаила.
Тут и толпа взревела:
– Выдать, выдать! Знаем! Они во дворце спрятаны, в покоях царских.
Решительный момент, роковой…
Что ж, твоё слово, государь! А ведь в толпе всякого люду полно – ведь и горем убитых много, родных и близких потерявших, детей малых от огня спасти не успевших. К тому же знал Иоанн, что не напрасен гнев, знал, что давно бесчинствовали Глинские. Да только ведь выдумки то о волшебстве, которым Москва сгорела, не ими в толпу брошены. Тут надо ещё поискать, кто повинен в бунте. Но это потом, а сейчас-то время не ждёт. Сейчас минуты дороги, а то, может, и секунды.
Заметил, что всё же многие в толпе смотрела на него, государя, с почтением. Не была ещё подорвана в ту пору вера в царя-батюшку. Но уже встречались и особи, поющие с чужого голоса, да и просто глупые и легковерные крикуны. Опять-таки не время разбирать, кто есть кто.
– А ну посторонись! – повелел государь стражникам.
Пропустили они его, как не пропустить, коли государь потребовал, хоть и опасно пропускать к обезумевшей толпе.
Иоанн оглядел толпу и голосом, окрепшим небывало и поразившим многих, кто слышал голос его прежде, скомандовал:
– А ну схватить бунтовщиков, – и жестом указал на одного, затем другого и третьего, на самых наглых.
Выбрал тех, кто кричали более других, кто старался завести толпу и быть может на штурм бросить. Ринулась вперёд стража. Вот момент, когда побоище могло произойти. Могло ли? Кто ж знает? Но одно ясно. Если бунт не пресечь в начале самом, исход неведом. Пролитая кровь уже не даст остановиться, ведь тогда уж всё одно – смерть что так, что этак. В бою ли, на плахе ли. Разница не велика.
Твёрдость царя возымела действие. Никто не шелохнулся, когда нескольких бунтовщиков схватили и вывели из толпы. А Иоанн столько же твёрдо приказал казнить их на глазах у всех.
Порубала их стража. Толпа замерла.
Понял государь, что пришли погорельцы, от горя обезумевшие, не по его душу, что его власть государева по-прежнему незыблема, а вот власть боярская стала окончательно ненавистной народу. И сохраняется пока эта власть лишь на его авторитете, удерживающего от беспредела и смут, лишь на авторитете русского