Zевс. Игорь СавельевЧитать онлайн книгу.
праведного гнева исполненных голосах.
– Опять обман, – почти радовался один. – Опять под видом артезианской воду из-под крана втюхивают!
– Да руководство с ними в доле, – горячился второй. – Это фирма жены брата сестры нашего генерального. Вы не знали?
Михалыч и Татищев пили чай. Михалыч и Татищев пили чай. Японский бог, Михалыч и Татищев постоянно пили чай!
Татищев на самом деле был, конечно, никаким не Татищевым, правильно его фамилия писалась как Тетишев. Но так оговорился однажды, читая с бумажки, сам Туполев-младший. Прошло лет двадцать… Все смеялись… Так и повелось. Михалыч же был как раз такой Михааалыч: красномордый, любитель париться в бане, выпить и похохмить; обладатель крашенной в камуфляж «Нивы» (таких немного в Москве), которую парковал на набережной, если приезжал на работу в выходной – по пустым дорогам. Еще он рассказывал про какую-то резиновую лодку, которую никто никогда не видел. По его словам, он спал в этой лодке посреди комнаты, когда ссорился с женой.
Сегодня Михалыч и Татищев смеялись над практикантами.
Эти мальчики пришли неделю назад из Бауманки, и не было ничего более нелепого, чем их прикид в тиши сонных кабинетов. Тот, который достался Кириллу, носил низкие джинсы, ширинка которых висела едва ли не до самых колен, что, может быть, позволено ладно скроенному афроамериканскому рэперу, но этому толстяку с проблемной фигурой просто противопоказано. Из-под ремня торчали вздувшиеся пузырем, словно напоказ, трусы. Эти трусы (то оранжевые, то вообще какие-то лиловые) лезли, как каша из кастрюли, лезли в самые глаза, и невозможно было не коситься с изумлением на них. Это был самый неудачный момент в тщательно продуманном облике Олега (так звали практиканта), потому что остальное: небесно-синие кеды на ногах, футболка со стебными картинками и испанскими надписями (привезенная, видимо, откуда-нибудь из Барселоны, потому что в Москве Кирилл таких не встречал), красная нитка в волосах, – все это было достойно. Его друзья, распределенные в соседние отделы, были примерно ему под стать. Работой никто себя особо не изводил; друзья из Бауманки часто собирались где-нибудь возле кустовой розы (никогда не цветшей, а впрочем, разросшейся так, что ее пришлось пересадить из ведра в общепитовский котел), и начиналось шоу-герлз для сурового поколения Татищевых.
Олег с друзьями, например, тащились от острых соусов, собирали крохотные яркие бутылочки чуть ли не изо всех «профильных» стран, притаскивали эти бутылочки в отдел, менялись, пробовали каплю на хлеб, дышали, дышали, зажевывали другим хлебом, потому что воду было пить нельзя, утирали слезы боли и восторга, чтобы попробовать новый соус и вновь задохнуться от счастья.
Они, например, говорили:
– А все-таки, какой острее, кайенский перец или тайский?
– Тайский, там от пятидесяти тысяч до ста, а у кайенского от тридцати до пятидесяти тысяч идет по шкале, по-моему.
– Я вот тоже слышал, но мне вот самому кажется, что кайенский почему-то острее…
– А Джастин