Последние. Любовь СоколоваЧитать онлайн книгу.
усадьбы и соблюдать все принятые в колонии правила общежития.
Тетя Эмма верила, что муж ее вовсе не алкоголик, не пьяница, а несчастный больной человек. Болезнь его кроется в отсутствии некоего специфического фермента, позволяющего мужчинам без вреда для организма усваивать спиртосодержащие продукты. Лишенный же фермента, дядя Николай приходил в состояние сильного опьянения, употребив даже малую толику пива или хлебного вина. А ставшие теперь ежевечерними посиделки в чайной непременно сопряжены с употреблением либо того, либо другого, так как нельзя же признаться, что ты болен, не имеешь фермента и потому хуже других. Ничего еще, если болезнь застигала дядю Николая непосредственно в колонии. Соседи приводили его домой, а чаще сообщали Эмме об очередном конфузе и советовали пойти самой или послать племянников да забрать мужа, уснувшего под столом в заведении либо на скамейке где-то неподалеку.
Недомогание дяди Николая не раз приводило к последствиям куда более печальным. Он возвращался с ярмарки, распродав товар и растратив по дороге все вырученные деньги. При этом даже не было полной уверенности, что товар он действительно распродал, а не потерял после того, как, пообедав в ресторации, пал жертвой своего редкого заболевания. С тех пор как в семье Бауэров поселились племянники Эммы Артур и Рольф, дядя Николай не ездил на ярмарку один. Его сопровождали когда Рольф, когда оба брата вместе. Свои сыновья для этого были еще слишком малы. Старшему к началу Великой войны исполнилось только девять, а младший родился весной 1914-го. У Эммы и Николая Бауэров росла еще дочка Гретхен – настоящая принцесса в окружении двух родных братьев и двух кузенов. Старшие мальчики втроем спали в одной комнате, малыш Яков – с родителями. Гретхен занимала отдельную девичью светелку, всю изукрашенную картинками, куклами и бантами, оклеенную обоями в мелкий цветочек. Остальные комнаты в доме Бауэров окрашены масляной краской поверх штукатурки.
Крашеные стены мыли каждый месяц. Среди домочадцев имелась прислуга – девушка-чухонка Анни, ночевавшая обычно в черной кухне на огромном сундуке либо на теплой лежанке при печке, хотя имелась в доме отдельная комната для прислуги, и зимой она пустовала.
Постоянно проживал в доме – в каморке, похожей на кладовку, но с окном, – работник Василий, помогавший следить за усадьбой, способный к ремонту всего, что ломается – от сеялки до колодезного сруба. Весной на сельскохозяйственный сезон нанимались еще крестьяне из соседней русской деревни и финны, порой до пяти человек. Финны считались предпочтительнее, называли они себя нюхтеры. К русскому языку самоназвание финнов не имело никакого отношения, и все же русские рабочие, зная о словце, нет-нет да и давали финнам чего-нибудь «нюхнуть» из озорства, порой даже с перебором на хулиганство. Тесного контакта между двумя категориями работников удавалось избегать, так как русские приходили из соседней деревни и туда же отправлялись ночевать, а нюхтеры жили в доме и в