Журнал «Иностранная литература» № 03 / 2012. Группа авторовЧитать онлайн книгу.
долетел до меня взволнованный шепот Корицы.
– Скорее всего, браконьеры или, как их еще называют, пострелыцики, – ответил Тарзан, как будто было не все равно, чьи пули сейчас продырявят нам шкуры.
Охотничий раж между тем все нарастал. Времени на раздумья не было, и мы, стремглав, поскакали дальше, тем более что поблизости послышался жуткий собачий лай. Это было не милое тявканье наших сторожевых собак-пули, а истошный, безжалостный, ужасающий и кровавый вой прирожденных убийц. По сравнению с ним град стрел, посыпавшийся на нас с небольшого грузовичка, показался нам просто спасением. Если не ошибаюсь, на борту притаившегося за поворотом проселка грузовика была надпись: ООО “Живодеры и кошколовы”.
– Эти стрелы отравленные, – прокричала я, падая, и запомнила только стремительно приближавшееся ко мне дно оврага. (Сегодня я уже знаю, что все, в кого попадают такие стрелы, против собственной воли тут же впадают в сон. Ибо нету предела человечьей злокозненности и изобретательному коварству.)
Очнулись мы уже в своих клетках. Проснулась я одурманенная, как с похмелья. И грустная, как впавшая в меланхолию кошка. Из установленных на ферме динамиков гремел шлягер: “Никуда уже не спрятаться, не скрыться…”
Меня разбудил отвратительный, густой, пробирающий до печенок дух самогонки из горечавки.
Тарзан рассказал, что, пока мы спали, всем шестерым, как делают это гусям, подрезали крылья. И Корица, и Голиаф считают, что это просто месть, но, мне кажется, дело не только в этом.
Решила подумать до завтра. И только когда буду уверена в своей догадке, изложить ее на бумаге. Поэтому никому ничего не сказала, хотя на ум мне пришли две строчки из стихотворения Эндре Ади, которое мы заучили в школе на уроке венгерской литературы:
Там, где крылья подре́зали нам,
Там, где вечер – мертвецкий дурман.
С этим я и заснула.
А проснулась от какофонии свадебной процессии. Это была свадьба Шпильки, сочетавшейся с каким-то истопником. Однако это событие не заслуживало бы внимания, если бы не поразившее меня поведение Лацы Зашибленного. Когда начали играть очередную мелодию, он, вместо того чтобы водить смычком по виолончели, начал, как сумасшедший, дубасить свой инструмент какой-то палкой.
– Что он делает? Он с ума сошел? – спросила я Петике, которого тоже привлек этот шум.
– Да ничего подобного. Это так принято. Ведь это не виолончель, а гардонка, – просветил он меня.
– Такой инструмент?
– Ну да, типа виолончели.
– И не жалко тебе его?
– Если хочешь, я для тебя разузнаю, что пишут о нем в ученых книгах.
– Ну, конечно, хочу. А знаешь, что мне сегодня приснилось?
Перед тем как проснуться из-за свадебной какофонии, мне снилось, что я – скороход при царе, и в беге моем меня вдруг остановила мрачная и глубокая пропасть. В этом сне меня звали Картечью, расселина была неимоверно глубокой, не слишком широкой: казалось, что перепрыгнуть ее можно в один прыжок.
30. Одно важное наблюдение
Понаблюдав