Аферистъ. Евгений АверинЧитать онлайн книгу.
Барвиха.
– Дедушка Ефим, а кто сейчас правитель?
– Божьей милостью, амператор Александр Павлович.
– А тебя самого как кличут? – Спросила Барвиха.
– Андрей, но это не точно.
Первым делом Барвиха меня напоила каким-то горьким отваром. И есть не велела. При этом каждые полчаса внимательно меня оглядывала. К вечеру успокоилась.
– Может, обойдется. Шишка знатная только. Память не вернулась?
– Не так, как хотелось бы.
– С речи не сбился. И остальное наладится.
На ужин была окрошка. Мелко рубленная сныть, щавель, толченая крапива, очень много зеленого лука. Причем, крапива самая питательная из них. Зелень заливается белым кислым квасом из хлеба. Ложка растительного масла. И то, как я понял, ради гостя. Все. Соли нет. Зато есть по куску хлеба. Теперь понятно выражение «Ты мой хлеб ешь». Это единственная реально питательная еда. И он вкусный. Очень. Как любой настоящий продукт, его хочется все больше. Барвиха объяснила, что печет без добавки лебеды. Так хоть и накладно, зато потом живот не пучит.
Едим втроем. Сначала помолились на закопченные образа в углу, потом устроились за столом. Ефим дал отмашку. По очереди из большой лохани таскаем деревянными ложками еду. Стараюсь приспособиться. Они серьезны и молчаливы. Я тоже. К концу трапезы начался разговор. Слушаю, вникаю. Николку кормят в другом доме. Пастухи питаются по избам. Каждый день в другой. И так по кругу у всех, кто коров своих сгоняет. Ефим остался с нами. Он родственник Барвихе по ее умершему мужу. Но все же Ефим повелел подпаску завернуть, что для него причитается, в тряпицу и отдельно схоронить. Сухой паек, так сказать.
После ужина вновь помолились. Меня определили спать на лавке вдоль стены.
– Простите, а звать как Вас? – спросил я знахарку.
– Домной крестили.
– Домна, а где здесь полиция? Меня как-то надо определять. На вашем хлебе сидеть стыдно.
– Пока болящий, не стыдно. Коли себя не помнишь, значит, как дитя малое. Не обеднеем на крапиву-то. Хочешь, так можешь Ефиму пойти в помощь, а хочешь – мне.
– Чем?
– По огороду, по дому. Дела найдутся. Ты к крестьянскому труду не привычен. Уж не обессудь, что сможешь, то и делай. Воды наносить, тоже польза.
– А полиция в городе. – Ефим забрал бороду в кулак, – они нас не касаются, мы -их. Так и живем. У нас даже в рекруты с дальних деревень не забривают. Не доезжают. А в усадьбе баре сами решают.
– Поэтому и разбойников развелось, что наказать некому, – хмурюсь я.
– Шалят, стервецы. А у нас брать нечего.
– Почему вся деревня преступники?
– Так там все родственники. Так уж повелось. Лет двести озоруют. Так у всех свое занятие. Кто чем промышляет. Одни деревни пиво ставят и брагу, другие огурцы растят, третьи ложки режут и игрушки всякие, – просветил меня Ефим.
– А что господа?
– У господ своя жизнь, у мира своя. Прикажут рекрута выделить, или деньгу дополнительную собрать, сделают. А в дела мирские они не суются. Оброк им идет, подушное, на барщину отряжают