Мёртвая жизнь. Виталий АбоянЧитать онлайн книгу.
с внешних камер «Тауруса», висевшего неподвижно. Как только Лившиц с Клюгштайном свернут на первой развилке, они исчезнут из поля зрения десантного корабля. Боковые экраны показывали плоское изображение, что снимали камеры скафандров.
Присутствовала в этой картине какая-то обреченность – две маленькие, кажущиеся такими хрупкими фигурки медленно таяли во враждебном и отталкивающем мраке чужого корабля. Казалось, ничто не сможет вернуть их обратно, и они исчезают там навсегда.
Захар тряхнул головой, отгоняя дурные мысли. Надо чем-нибудь занять себя. Кибертехник запросил у «Зодиака» сводку параметров жизнеобеспечения скафандров биолога и внеземельца. Все показатели в норме, да в этом и не было никаких сомнений – будь что не так, корабль давно забил бы тревогу.
Но что же делать?! Неприятный зуд хаотически перемещался по всему телу, заставляя Захара бессмысленно чесаться и изворачиваться. Неприятное ощущение взгляда, что он нет-нет да и ловил на себе, вдруг сделалось сильней. Чужие глаза будто бы забрались внутрь и своим взором пытались пробуравить путь наружу, к свету, прямо через кожу.
Повернулись к правому экрану, где шла картинка от Лившица. Ту, что транслировала камера Фрица, смотреть было все равно невозможно – неугомонный биолог не переставая крутился, восхищаясь красотами инопланетного технологического тоннеля. Внеземелец давал картинку четкую и правильно выверенную – чувствовалась школа.
Как и в прошлые разы, стены оставались гладкими и однородными. Признаться, Захар все ждал, что вот-вот огромная перистальтическая волна пройдется по безжизненной поверхности тоннеля, превратив его в отверстый люк, призывно манящий космонавтов неземным светом. Наверное, Грац думал о чем-то похожем.
Исследователи миновали первую развилку. Лившиц докладывал о полном отсутствии особенных ощущений (только сетовал, что скафандр трет шею), а Клюгштайн продолжал восторгаться местным ландшафтом. Несколько раз Люциан ловил биолога, в порыве эстетического блаженства пытавшегося приложиться ладонями к поверхности космического артефакта. У внеземельца был просто какой-то пунктик относительно недопустимости тактильного контакта с объектом. В конце концов, возможно, он прав – первый ремонтник прекратил свое существование именно после того, как по вине Захара прикоснулся к стене тоннеля.
Грац монотонно командовал, Лившиц столь же монотонно отчитывался о своих действиях. Клюгштайн совершенно выбивался из строго-занудной официозно-исследовательской атмосферы своими вздохами и ахами. На него перестали обращать всякое внимание и, как выяснилось, зря.
– Что ощущаете, Люциан? – в сто двадцать пятый раз вопросил Станислав, и Лившиц тут же отрапортовал, что ничего он не чувствует.
Захара так и подмывало сказать: мол, как же так, неужели ничего не чувствует? Вот он, Орешкин, сидит здесь, в рубке, в полутора тысячах километров от Хозяина Тьмы и очень даже чувствует. А они там…
Но вот насчет них и вышла загвоздка. В поле зрения камеры Лившица биолога не наблюдалось.