Власть и мы. Владимир Алексеевич КолгановЧитать онлайн книгу.
Заручиться же поддержкой народа можно разными способами, которых я обсуждать не стану, так как они меняются от случая к случаю и не могут быть подведены под какое-либо определенное правило».
Что ж, примерно это мы и наблюдаем, но вот вопрос, на который пока нет ответа: достаточно ли будет тех благодеяний, если вдруг настанут трудные времена, и сможет ли всенародная поддержка защитить государя от коварства знати?
Глава 3. Милосердие и жестокость
Макиавелли предлагает действовать на опережения, не дожидаясь, когда начнётся бунт или созреет заговор:
«Государь, если он желает удержать в повиновении подданных, не должен считаться с обвинениями в жестокости. Учинив несколько расправ, он проявит больше милосердия, чем те, кто по избытку его потворствует беспорядку. Ибо от беспорядка, который порождает грабежи и убийства, страдает всё население, тогда как от кар, налагаемых государем, страдают лишь отдельные лица».
С этим можно согласиться, если под жестокостью понимать суровый приговор суда. Ну а за примерами далеко ходить не надо – достаточно вспомнить дело ЮКОСа, суд над министром экономики Улюкаевым и генералом МВД Сугробовым. Здесь вот на что следует обратить внимание – никто из пострадавших не принадлежал к ближайшему окружению президента. Когда же подозрение в совершении какой-либо провинности падало на «ближний круг», люди как правило отделывались порицанием или переводом на менее значимую должность. В этом есть своя логика, поскольку, если бить по «своим», можно в итоге остаться в одиночестве, пополнив униженными и оскорблёнными лагерь оппозиции.
Макиавелли не вдавался в такие тонкости взаимоотношений государя и придворных, полагая, что среди придворных нет своих или чужих – все равны и никто не спасётся от расправы, если совершил непростительный проступок. Но не так всё просто – прежде правили династии, то есть рядом с королём находились его братья и другие родственники, а теперь только друзья или хотя бы те, кто таковыми называют себя. Легко ли поднять руку на родного человека даже во благо государства? Выходит, что ни родню, ни друзей нельзя отнести к придворным – они принадлежат к особой знати, и в самом крайнем случае им грозит изгнание либо отставка, что почти одно и то же. Если придворные должны бояться, то эта особая знать обязана любить. Макиавелли попытался разобраться, что лучше – страх или такая вот странная любовь:
«Может возникнуть спор, что лучше: чтобы государя любили или чтобы его боялись. Говорят, что лучше всего, когда боятся и любят одновременно; однако любовь плохо уживается со страхом, поэтому если уж приходится выбирать, то надежнее выбрать страх. Ибо о людях в целом можно сказать, что они неблагодарны и непостоянны, склонны к лицемерию и обману, что их отпугивает опасность и влечет нажива: пока ты делаешь добро, они твои всей душой, обещают ничего для тебя не щадить: ни крови, ни жизни, ни детей, ни имущества, но когда у тебя явится в них нужда, они тотчас от тебя отвернутся. И худо придется тому