В дебрях Африки. Генри Мортон СтенлиЧитать онлайн книгу.
мяса! Двести человек бродят в этих лесах, изнемогая от истощения!
Но туземцы и не расспрашивали ни о чем, а очень деликатно исчезли, оставив нам все свои съестные сокровища. На нашу долю пришлось два фунта кукурузы и полфунта бобов. Всего разыскали до двадцати пяти фунтов зерна, которое роздали людям.
После полудня я получил записку от Джефсона, отставшего с вельботом: «Бога ради, если достали пищи в поселке, пришлите нам чего-нибудь».
Я отвечал Джефсону, чтобы он попробовал отыскать раненого слона, в которого я стрелял и который спасся на один из островков, а в ответ на его мольбу мог послать ему только горсть кукурузы.
9 октября сотня людей вызвалась переплыть на северный берег и проникнуть немного вглубь леса с твердым намерением не возвращаться, пока не добудут какой-нибудь провизии. Я отправился вверх по реке с речным экипажем, а Стэрс – вниз по реке до примеченной им тропинки, которая, как он надеялся, могла привести к селению, остальные, настолько ослабевшие, что не могли идти далеко, бродили по лесу в поисках диких плодов и лесных бобов. Эти бобы, величиной вчетверо больше наших крупных огородных сортов, заключены в бурой, кожистой шелухе. Вначале наши люди просто шелушили их и варили в воде, отчего у них болели желудки.
Но одна туземная старуха, захваченная на островке, иначе приготовляла: она не только шелушила их, но сдирала и внутреннюю кожицу, а потом скоблила бобы, как у нас скоблят мускатный орех. Из этого вещества, вроде муки, она пекла лепешки для своего нового хозяина, и он в восторге кричал, что они очень вкусны. Тогда все принялись собирать бобы, которых в лесу попадалось довольно много. Мне принесли попробовать этого печенья, я соблазнился и нашел его довольно питательным, а на вкус похожим на желуди. И в самом деле, вкус и запах сильно напоминали мне печеные желуди. Грибов находили много сортов: были настоящие, вроде наших северных вешенников, но попадались ядовитые. Собирали и гусениц, и древесных улиток, и белых муравьев – это уже считалось мясным кушаньем. Вместо десерта служили мабенгу и фенесси.
На другой день некоторые из фуражиров северного берега вернулись ни с чем. Они нашли там такую же бесплодную глушь, какая была у нас на южном берегу. «Иншаллах! – говорили они. – Найдем пищи, если не завтра, то послезавтра».
Утром я проглотил последнее зернышко своей кукурузы, последнюю порцию твердой пищи, какая еще оставалась у нас, и в полдень надо было хоть чем-нибудь утолить жестокие схватки пустого желудка. Один из старшин, Уади-Хамис, принес мне листьев батата: их столкли и сварили. Это было довольно вкусно, но не сытно, и желудок мой не успокоился. Тогда один из занзибарцев с гордой радостью, бедняга, принес мне дюжину плодов, цветом и величиной сходных с наилучшими грушами и издававших прелестный, освежительный запах.
Честный малый уверял, что они отличные, что люди ими просто объедаются, и для меня и офицеров отобрали самые лучшие экземпляры. Он притащил мне также свежую лепешку из бобовой муки, с виду решительно напоминавшую подрумянившийся запеченный