Самый жестокий месяц. Луиза ПенниЧитать онлайн книгу.
лугу прямо к Питеру, и тот согнулся пополам. Гамаш сочувственно поморщился.
Питер распрямился и похромал к их скамейке. У него на брюках остались два грязных отпечатка собачьих лап.
– Старший инспектор. – Питер протянул руку с бóльшим достоинством, чем Гамаш мог ожидать.
Старший инспектор поднялся и тепло пожал ему руку.
– Грустные времена, – сказал Питер.
– Да. Я как раз говорил Кларе: мы считаем, что мадам Фавро, возможно, умерла насильственной смертью.
– Почему вы так решили?
– Вас ведь там не было? – спросил Гамаш, игнорируя вопрос Питера.
– Нет, у нас перед этим был званый обед, и я остался наводить порядок в доме.
– А вы пошли бы, будь у вас такая возможность?
Питер без колебаний ответил:
– Нет. Я не одобряю таких вещей.
Сказав это, он сам себе показался викторианским священником.
– Питер и меня пытался отговорить, – сказала Клара и взяла Питера за руку. – Он был прав. Не нужно нам было это делать. Если бы мы держались подальше от этого места, – Клара кивнула в сторону дома на холме, – то Мадлен была бы жива.
«Наверное, да, – подумал Гамаш. – Вот только надолго ли? Есть вещи, которых не избежать, и смерть – одна из них».
Инспектор Жан Ги Бовуар наблюдал, как последние криминалисты собирают свои вещички; наконец они освободили спальню и закрыли дверь. Отмотав желтую ленту с рулона, он перекрыл ею вход в комнату. Он проделал это несколько раз – больше, чем обычно. Что-то ему говорило: нужно как можно надежнее закупорить то, что есть в этой комнате. Жан Ги Бовуар, конечно, ни за что в этом не признался бы, но он чувствовал: здесь что-то растет, зреет. Чем дольше он здесь оставался, тем больше оно росло. Дурное предзнаменование. Нет, не предзнаменование. Что-то иное.
Пустота. Жан Ги Бовуар чувствовал себя опустошенным. И вдруг он понял, что если останется здесь еще ненадолго, то внутри у него вместо органов образуется гулкая бездна.
Сгорая от желания уйти отсюда, он посмотрел на агента Лакост – не испытывает ли она того же. На его вкус, она слишком много знала обо всем этом дурацком колдовстве. Он снова и снова запечатывал дверь, бормоча себе под нос «Аве Мария», потом отошел в сторону, чтобы посмотреть на плоды своих трудов.
Если бы Бовуар знал, как художник Христо упаковал Рейхстаг[30], он, вероятно, увидел бы некоторое сходство. Дверь была целиком и полностью покрыта желтой полицейской лентой.
Перепрыгивая через две ступеньки, он пронесся по лестнице и вышел на свет божий. После пребывания в этом склепе мир казался гораздо ярче, воздух – гораздо свежее. Даже рев воды в Белла-Белле действовал успокоительно. Он был естественным.
– Хорошо, что вы еще здесь.
Бовуар повернулся и увидел, что к нему направляется агент Робер Лемье с улыбкой на молодом энергичном лице. Лемье недавно появился в их команде, но уже стал любимчиком Бовуара, который любил молодых агентов, если те уважительно относились