Прощание с Литинститутом. Лев Юрьевич АльтмаркЧитать онлайн книгу.
познания, то это ещё ни о чём не говорит. Вместо перьевых ручек доносы теперь строчат на компьютерах и отправляют начальству не в почтовых конвертах, а посредством Интернета, но разве это, господа хорошие, что-то меняет?..
А кто, как тогда, так и сегодня, виноват во всех бедах?.. Ну-ка, без подсказки догадайтесь!
Прощание с Литинститутом
Встретив недостойного человека, посмотри вглубь себя.
«…я, наконец-то, начал понимать, что такое «раздвоенность жизни», о которой мы столько говорили, просиживая ночи напролёт на своих видавших виды койках в общаге Литинститута, изредка пили водку, чаще крепкий чай и всегда спорили до посинения. Нам тогда казалось, что если человек вынужден жить какой-то одной, стандартной жизнью, со всеми её банальностями и идиотизмом, подчиняться её правилам и условностям и не дерзать что-то изменить, однако втайне мечтает о чём-то более светлом и возвышенном, в кругу единомышленников и таких же мечтателей, как он сам, – то это вполне естественно и нормально. Потому что иначе пока нельзя. Ни раньше, ни сегодня и, может быть, даже завтра. Но мечтать – непременное условие. Не всем быть борцами, но мечтателями нужно быть непременно.
Это удел и планида любого здравомыслящего человека. Без этого быстро превращаешься в глупого самодостаточного мещанина, пускающего слюну умиления от того, что тебя вовремя накормили, напоили водкой и дали подержаться за красивую бабу. Такое скучно и непродуктивно.
Рецепт прогресса один: если уж человек не в силах выходить на баррикады, то хотя бы обязан быть в оппозиции к окружающему миру, который необходимо постоянно исправлять в соответствии со своими и его меняющимися потребностями и интересами. Бесконечные и завязшие в зубах легендарные примеры духовного и порой физического бунтарства, питали наше самолюбие, и каждый из нас, студентов заочного прозаического семинара, считал себя в той или иной степени оппозиционером, протестующим и негодующим в своих слабых ученических опусах. Именно в них мы видели свой вклад в бунтарство. Не замечали мы лишь того, что окружающему миру пока глубоко безразличны наши жалкие протесты, а опусы не очень-то на самом деле выстраданы и едва ли кому-то, кроме нас самих, по-настоящему интересны…»
Мишка смахнул пот со лба, расстегнул ещё одну пуговицу на своей армейской рубашке и полез в карман за сигаретами. Тетрадка, в которой он писал, упала с колена на землю, но поднимать её он не торопился. Прикурив, Мишка глубоко затянулся и удобней устроился в тени у стены разрушенного прямым ракетным попаданием одноэтажного дома.
«…Своей «раздвоенной» жизни я ни от кого не скрывал, и ты это наверняка помнишь. Более того, я считал её вполне цельной и логичной. С одной стороны, я не мыслил себя вне литературы, писал стихи, рассказы, повести и хотел делать это профессионально. Для того и поступил в Литинститут. Может, это прозвучит кощунственно, но мне наивно казалось до самого отъезда