Что будет, то и будет. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 6. Павел АмнуэльЧитать онлайн книгу.
остался в очередной раз на мели, отправился к дяде – не убивать, конечно, а грабануть картины, о которых, естественно, прекрасно знал. И цены знал, и место, где висят. Не рассчитал, напоролся на дядю…
Не то. Напоролся на дядю – и убил? Посторонний грабитель поступил бы так, но племянник?.. И зачем Гаю идти на дядину виллу с пистолетом? Предполагал, что дело может закончиться пальбой?
Может, он шел именно убивать, а картины прихватил либо для отвлечения внимания, либо действительно на продажу? Нет, это вообще бред – убивая, он рассчитывал на наследство. Зачем было брать картины, которые и без того принадлежали ему по праву наследования? Впрочем, почему бред – Гай понимал, что станет первым подозреваемым. Значит, если он убил, то обязан был инсценировать что-нибудь вроде ограбления, чтобы навести полицию на ложный след.
Навел? Не знаю, что думал о Гае Бутлер, но меня инсценировка кражи со следа не сбила бы. Версию племянника я бы отработал до конца, хотя, если честно, был уверен, что след оказался бы таким же ложным, как и версия о неизвестных грабителях.
По журналистским материалам трудно судить о характере человека, но все же племянник не выглядел способным на убийство. Видел я таких, молодых, рисковых, любителей легких денег и женщин, игроков, вечно сидящих на мели, людей приятных и… трусливых. Максимум на что они способны – подраться, да и то, если выйдут из себя. Убить, да еще с заранее обдуманным намерением? Ограбить? Не тот случай. Может, во времена Пуаро, да еще в Англии, какой-нибудь сын лорда Бадмингтона… А мы живем в Израиле в двадцать первом веке.
Таблица моя, несмотря на четыре колонки, получилась довольно куцей. Серым клеточкам негде было разгуляться. Газетные статьи были неплохим подспорьем для комиссара Мегрэ с его психологическим методом, но мне пространные истории о жизни семьи Гольдфарбов не принесли ничего, кроме головной боли.
Серым клеточкам потребовался отдых, и во второй половине дня я заставил себя переключиться на иной вид деятельности – историю. Получив неожиданную пищу в виде дневников Моше Дантора, репатрианта, приехавшего в Палестину из Берлина в 1934 году, мои серые клеточки трудились до вечера, а потом пришла с работы Рина, и мне пришлось тащиться на скучнейший ужин к родственникам. Серые клеточки потащились со мной и весь вечер донимали неожиданными догадками, не имевшими никакого отношения к содержанию застольной беседы.
Беседа лишь раз коснулась трагедии в Герцлии, и неожиданно для меня все пришли к единодушному выводу о том, что Гольдфарба убил, конечно, один из его бывших пациентов, которому хирург в свое время то ли что-то не то пришил, то ли что-то лишнее вырезал.
На мои робкие возражения (не было в блистательной карьере хирурга Гольдфарба таких трагических срывов, тем более – в последнее время!) родственники не обратили внимания – нормальная реакция людей, для которых собственная версия, как бы она ни была