Капля крови в снегу. Стихотворения 1942-1944. Геннадий ГорЧитать онлайн книгу.
для воссоздания мифологизированного мышления он прибегает к хорошо знакомым ему наивным опытам первых писателей народов Сибири (в частности, эвенка Николая Тарабукина). Вместе с тем задействует он и образность поэзии Велимира Хлебникова[10]. Фигура Председателя Земного шара вообще имела для Геннадия Гора особое, эмблематическое значение. Хлебников был для него одним из «победителей времени и пространства»[11] – художников и учёных, в своём творчестве как будто преодолевавших априорные категории восприятия, получивших символическую власть над действительностью. Он писал, что один Хлебников «умел понимать наречье рек, деревьев и скал и переводить с него на наш, человеческий язык». Летом 1942 года это умение потребовалось самому Гору.
Другой «волшебный помощник», участвующий в этом поэтическом бегстве-возвращении в прошлое (своё и человечества), уже упоминался нами выше – это ненецкий художник Константин Панков, с которым Гор познакомился в начале 1930-х годов в Ленинграде[12]. Уникальной «наивной» живописи Панкова писатель посвятил несколько рассказов и статей, небольшую книгу. Именем художника озаглавлено и одно из стихотворений 1942 года. В нём сконцентрировано стремление Гора воспроизвести специфику изобразительного стиля и почти мифологического мировидения художника, психологически не отделявшего изображение от его автора и изображаемого. Стремясь к достижению этого эффекта, ставшего ещё одним способом возвращения прошлого, Гор прибегнул к выстраиванию рядов грамматических и фонетических соответствий, напоминающих хлебниковское «склонение слов»:
Олень бежит, продев себя сквозь день,
Но то не день и не олень, Елена.
Олений рот покрылся пеной.
То человек иль пень,
Панков иль пан
Или в снегу тюльпан.
Значение живописи в жизни и творчестве Гора вообще сложно переоценить – он много писал о художниках, а его домашняя коллекция неизменно поражала гостей квартиры. Буквально населены художниками прошлого и настоящего оказались и стихи – не все имена названы прямо, но уже в самой образности угадывается влияние авангардистов начала века. Каждый – от Тициана до Сезанна, от Веласкеса до Панкова – привносит в текст Гора детали своего художественного мира.
Хотя многому в стихах Гора можно найти объяснение в биографии писателя и предшествующей традиции, в то же время их образный строй – сжатый и невероятно концентрированный пересказ не только уже написанного им к началу войны, но и многого из написанного после. Характерным свойством творческой мысли Гора была своеобразная экономность, практичное стремление раз за разом варьировать одни и те же образы и идеи. Как следствие, ключи к объяснению отдельных «тёмных» мест в стихах 1942–1944 годов рассыпаны по всей прозе и публицистике Гора. Многое из того, что кажется в стихах абсурдом (в частности, многочисленные превращения), на самом деле является предельно краткими реализациями излюбленных Гором метафор,
На связь поэзии Гора с традицией Хлебникова первым указал её немецкий переводчик и комментатор Петер Урбан.
Риторическая формула, регулярно появлявшаяся в статьях Гора, посвящённых самым различным вопросам.
Экспериментальные художественные мастерские при Институте народов Севера под руководством Л.А. Месса и А.А. Успенского и творчество их выпускников, среди которых одним из самых известных стал Константин Панков, – уникальное, но ныне малоизвестное культурное явление 30-х гг. См. об этом: Северный изобразительный стиль. К. Панков. 1920-30-е гг. / Авт. – сост. Н.Н. Фёдорова. М., 2002; Фёдорова Н.Н. Константин Панков и живопись 1930-х гг. // Наше наследие, 2002, № 61; Гор Г.С. Ненецкий художник Константин Панков. Л., 1968.