Дети радуги. Юрий ГельманЧитать онлайн книгу.
возразил Зебра. – Если честно…если предельно честно…я на твоем месте так бы не поступил…
«Двадцать третье февраля.
Метель продолжается. Кажется, природа собирается выместить на нас все свои обиды за человеческое вторжение в ее первозданность. Из укрытия мы выходим только по нужде, да заготовить дров. Жилище наше имеет множество щелей – видимых и невидимых, так что тепло улетучивается довольно быстро. Мороз, правда, несколько ослаб, но нам от этого не легче.
Провели полную ревизию съестных запасов. У нас осталось полмешка сухарей, фунт сахару и полфунта чаю. Я посчитал, что если выделять каждому по три сухаря в день, то еще неделю мы сможем продержаться. Доктор же высказал предположение, что семь дней – слишком большой срок на таком скудном рационе. Отец Серафим молится за наши души и проявляет завидную стойкость и выдержку».
Алексей отложил «Дневник». Это была довольно толстая тетрадь в черном кожаном переплете, исписанная едва ли на четверть. Он обнаружил ее на одной из лежанок в первое же утро пребывания в землянке.
Когда рассвело, метели уже не было. Сапожников отыскал выход из укрытия, раздвинув толстые ветки, сквозь которые пробивался дневной свет. Зебра еще спал. Алексей сделал несколько шагов, по пояс проваливаясь в рыхлый снег. Оглянулся. Если бы не дыра, через которую он только что пролез, – ни за что бы не догадался, что у подножия холма есть столь просторное помещение, сооруженное человеческими руками.
Желтый глаз солнца, подрагивая краями, трепетал меж двух исполинских сосен – как футбольный мяч в сетке ворот. Деревья звенели на морозе, наполняя девственную тишину леса какой-то особенной, праздничной музыкой. Невеселой, впрочем, скорбной музыкой. Может быть, это был праздник смерти…
Щурясь от яркого света, вышибавшего слезы из глаз, Алексей вернулся в укрытие. Потом снова выбрался наружу – набрать снега в чайник. Потом поставил чайник на печь, подкинул пару чурок в огонь. И долго сидел, уставившись на потемневший от времени алюминиевый корпус строгой конической формы. «Это сколько же в тебя не наливали воды, не кипятили чай? – спрашивал он сам себя. – Целую вечность…»
Конкин заворочался на топчане. Алексей повернул голову и только тогда увидел на соседней лежанке тетрадь. На обложке ее не было никаких заголовков, и лишь на титульном листе значилось: «Дневник этнографической экспедиции от Санкт-Петербургской Академии наук под руководством проф. Н. К. Серебрякова. Тетрадь № 4. 1907 год».
«Ни фига себе! – подумал Алексей, и сердце его дрогнуло. – Вот так находка! Да этому документу цены нет!»
Он стал оглядываться по сторонам, наклонился, чтобы посмотреть под лежанками, затем обшарил все углы землянки – но первые три тетради «Дневника», на которые можно было рассчитывать, нигде не нашел.
– Жаль, – произнес он вслух. – Очень жаль.
И вдруг догадался: не эти ли тетради, подобранные на полу в темноте, он собственной рукой отправил ночью в печь для растопки? Выходит, дневник какого-то профессора, пролежавший