Временные неприятности (сборник). Дмитрий ИвановЧитать онлайн книгу.
долги давно превысили пределы разумного. Настолько, что даже государь Николай Александрович попридержал Александра Христофоровича (Бенкендорфа, разумеется), с его инициативой затеять интригу с «белым человеком» (по другой версии – «белым начальником»), согласно предсказанию внештатного сотрудника третьего отделения – А.Ф.Кирхгоф[16] (она же – агент Зарема, малоизвестные архивы охранки). Почему, почему? А долги-то гениального литератора всё равно из государственной казны гасить придётся. Так хотелось бы сначала их немного уменьшить…
НАШЕ ВСЁ шёл по зимней галерее Гостиного двора в нелепой «аляске» на синтепоне с надписью «Gold, как сокол! Дубровский и сын, пивные традиции Швейцарских Альп», прикидывая, кому можно будет пристроить сюжеты об одном сентиментальном дворнике, боготворящем собак больше барыни, горбатом звонаре, полюбившем красавицу-цыганку и суфражистке Вере Павловне, которой снились цветные сны о счастливом будущем, где с упоением раздирали на лоскуты знаменитую Гоголевскую шинель.
1. Развёрнутый план исторической драмы «Собора губернской богоматери» – 12 страниц с нескромными чернильными иллюстрациями;
2. Наброски к повести из жизни российских помещиков и их дворни «Муму» – три страницы (с оборотом) и клоком собачьей шерсти;
3. Краткое изложения сюжетных линий социальных романов «Что поделаешь…», «Братья Безобразовы», «Белые ночью» и патриотического русофобского романа в стихах «Кому на Руси жить?». Всего на 34-ёх листах плюс изображение Земфиры и Алеко в интимной позе;
4. Две заключительные главы жалостных повестей «Федот Федотович» и «Таймень» из сериала «Герой нашего века» – дюжина совершенно нечитаемых листов с французскими ругательствами и запахом камелий;
5. Второй и третий тома поэмы «Мёртвые в душе» – 242 страницы второго тома и три листа нецензурных выражений относительно третьего, вымарано цензурой.
В правом нижнем углу списка чётко прорисовывались подпись эксперта и оттиск большой имперской печати с изображением четырёхглавого орла, символизирующего основные религиозные течения Соединённых Штатов Европейского Севера. Подпись и печать не закрывали визу, которую каждый мог легко прочитать: «Все подшитые в большую папку № 23–14/2 документы написаны на русском языке крайне плохим почерком, предположительно принадлежащим лицу негроидной расы».
Откуда-то снаружи свёрнутой в спираль Галактики на процесс снисходительно взирал Господь, тот самый, которого человечество уже начало забывать за перманентным процессом получения удовольствий.
Бог был создан людьми путём овеществления многократно усиленных миллиардов мыслей. Не Бог создал человека, а человек Бога (по образу и подобию ли?). Создал с тем, чтобы потом можно было ему поклоняться. Чтобы нашлось, кому открыть
«Известность Пушкина и литературная и личная с каждым днем возрастала. Молодежь твердила наизусть его стихи, повторяла остроты его и рассказывала о нем анекдоты. Все это, как водится, было частью справедливо, частью вымышлено. Одно обстоятельство оставило Пушкину сильное впечатление.
В это время находилась в Петербурге старая немка по имени Кирхгоф. В число различных ее занятий входило и гадание. Однажды утром Пушкин зашел к ней с несколькими товарищами. Госпожа Кирхгоф обратилась прямо к нему, говоря, что он – человек замечательный; рассказала вкратце его прошедшую и настоящую жизнь, потом начала предсказания сперва ежедневных обстоятельств, а потом важных эпох его будущего. Она сказала ему между прочим: «Вы сегодня будете иметь разговор о службе и получите письмо с деньгами». О службе Пушкин никогда не говорил и не думал; письмо с деньгами получить ему было неоткуда; деньги он мог иметь только от отца, но, живя у него в доме, он получил бы их, конечно, без письма. Пушкин не обратил большого внимания на предсказания гадальщицы. Вечером того дня, выходя из театра до окончания представления, он встретился с генералом Орловым.
Они разговорились. Орлов коснулся службы и советовал Пушкину оставить свое министерство и надеть эполеты. Возвратясь домой, он нашел у себя письмо с деньгами: оно было от одного лицейского товарища, который на другой день отправился за границу; он заезжал проститься с Пушкиным и заплатить ему какой-то карточный долг еще школьной их шалости. Госпожа Кирхгоф предсказала Пушкину его изгнание на Юг и на Север, рассказала разные обстоятельства, с ним впоследствии сбывшиеся, предсказала его женитьбу и, наконец, преждевременную смерть, предупредивши, что должен ожидать ее от руки высокого белокурого человека. Пушкин, и без того несколько суеверный, был поражен постоянным исполнением этих предсказаний и часто об этом рассказывал».