Прости. Олег РойЧитать онлайн книгу.
чуть не мурашки по телу бегали.
Хотя, может, и потому, что начиналась осень и ветер нес отчетливую прохладу. Помню, как мы стояли в розарии, а Тося глядела на цветы, на фонтан, на небо так сосредоточенно, словно изо всех сил старалась все запомнить. Словно перед экзаменом.
– Только подумай, – она вдруг показалась мне очень грустной. – Это ведь последние розы этого лета! Так хорошо и так… странно? Завтра будет уже холоднее, и лепестки скоро потемнеют, их унесет ветер, и небо поблекнет. Но сейчас они – и розы, и фонтан, и небо такое яркое – как-то особенно прекрасны. Как будто именно неизбежность увядания придает им особенную прелесть…
И розы пахли словно бы сильнее, и запах их был не только сладким, но и немного горьким, словно к радости примешивалась грусть. Почему мне тогда вдруг захотелось спорить?
– Ну и что, что лето уходит? – возразил я. – Потом будет золотая осень, потом зима, это тоже здорово. Советский человек может и должен смотреть в будущее с оптимизмом, а не печалиться, как какие-нибудь декаденты, об уходящем, – я тогда только выучил слово „декаденты“ и казался себе очень умным. – Завтра ведь будет лучше, чем вчера, как же иначе?
– Конечно, – она кивнула. – Просто мысль странная в голову пришла, вот и все. Но ты прав, это глупо и даже нечестно так думать. Мы победили в самой страшной войне, подняли страну из руин, ты же сам говорил, что тут зенитки стояли, а теперь розы… Конечно, впереди лучшее!
Ветер донес до нас звуки оркестра, он тогда нередко играл в парке Горького. Это была та самая мелодия: „В этом зале пустом мы танцуем вдвоем, так скажите хоть слово – сам не знаю о чем“. И мелодия эта была вовсе не об оптимизме, о котором твердил я, юный болван, а о той странной красоте скоротечности, о которой говорила Тося. Она поежилась, и я набросил на нее свой пиджак. И – не удержался. Поцеловал. И она не испугалась, не обиделась, не оттолкнула меня!
Почему ее улыбка показалась мне немного печальной? И почему я не задумался об этом? Об улыбке уходящего лета, о странной горчинке в сладком запахе роз?
Зимой все почему-то проще. Наверное, потому что меньше становится и красок, и звуков, и оттого все как будто ярче. Не знаю. На катке, куда меня стала вытаскивать Тося, тоже часто запускали „Случайный вальс“. Она танцевала (она прекрасно каталась), а я боялся отцепиться от бортика. Даже если не падал, все равно был как та самая корова на льду. Но это нам не мешало, наоборот, заставляло больше смеяться и шутить. После катка мы нередко заходили к нам. Тося сперва стеснялась, но мама сразу усаживала ее за чай и угощала собственного изготовления плюшками, а отец исподтишка показывал мне большой палец – мол, не упусти.
Помню, как дядя Валера, наш сосед, ворчал: „Жених, фу-ты ну-ты! Совсем недавно еще в футбол в коридоре играл и все наши банки побил!“ Ворчал он, конечно, не со зла. Он вернулся после Победы почти без единой царапины, а вот жена его, каждую осень заполнявшая те самые банки чудесными вареньями, осенью сорок первого наотрез отказалась ехать в эвакуацию и вместе с