Осколки памяти. Александр Петрович ИгумновЧитать онлайн книгу.
строевик ты хренов!..
Взвод десантников на плацу отрабатывал строевой шаг. Подтянутый молодой лейтенант рысцой бегал вокруг строя, отчаянно крича на своих подчинённых:
– Кацо! Сколько раз повторять тебе? Под команду «раз» ставишь левую ногу на полную ступню, а правую заносишь за левую под команду «два». Пятку правой ставишь на уровне носка левой. Прижимаешь руки, вот так. Резко поворачиваешься на носке левой и носке правой. И по команде «три» делаешь шаг левой ногой. Но прямо же, а не внутрь строя! Понял?
– Понял, командир. Левая ступается, правая заносится, левая носок поворачивается, правая подворачивается. Потом «три»! Шагай левая!
– Правильно, Кацо. Давай повторим.
Лейтенант смахнул пот со лба, поправил широкополую панаму, мельком заметив обречённые, тоскующие глаза грузина.
– Взвод, становись! Кацо, не лови ворон, смотри орлом! Равняйсь! Дектярев! Видеть грудь четвёртого человека, а не десятого. Смирна! На месте шагом… марш! Выше колени! Ларин, ты не на танцплощадке вальсируешь! Отмашка рук. Вот так, веселей. Прямо! Равнение! Равнение! Молодцы! Хорошо идёте. Кругом… марш! Раз-два-три! Стой!
– Самошвили, – простонал он, – ёлки-моталки, ты в гроб меня вгонишь, в наряд тебя куда-нибудь, что ли, пристроить?
– Хорошо бы, командир, на кухню. Люблю кастрюли чистить, – оживлённо подхватил просветлевший грузин.
– На кухню захотел? Обжора ты кутаисская! А туалет чистить не хочешь? Горе моё луковое! Пять минут перекур. Садыков, ко мне!
К лейтенанту подбежал худощавый, жилистый, двухметрового роста татарин и хмыкнул, еле сдерживая смех. Лейтенант подозрительно посмотрел на своего первого помощника, хотел сорвать на нём злое настроение, но передумал. Не хватало ещё с ним полаяться. Всё же с обидой подумал: «Ишь, весело дьяволу, будто этот строевой смотр мне одному нужен».
– Чему радуешься, Рустам? Плакать надо, а не смеяться, опозоримся с Кацо на всю бригаду. Всем хорош грузин, но строевик из него, как из меня балерина…
Садыков хитровато посмотрел на командира и подумал: «Пусть поплачется немного, совесть свою успокоит». Так было всегда перед смотром: лейтенант выбивал душу из Самошвили, а Кацо испытывал лейтенантские нервы. И, в конце концов, к обоюдному удовольствию, Кацо очутится на кухне, а взвод получит призовое место.
Садыков ковырнул носком сапога песок и, сделав серьёзную мину, сказал, как отрезал:
– Прятать надо… не впервой, командир.
Но, видно, не с той ноги встал сегодня лейтенант или что-то не поделил с невестой вчерашним вечером, только вдруг не на шутку взъерепенился:
– Сколько можно прятать! Как смотр – все до ниточки выкладываются, а Кацо на кухне с ложкой надрывается! Нет, хватит! Распустил я вас! В этот раз он в первом ряду маршировать будет, а ты, сержант, на пару с дружком двое суток здесь топать будешь. Это я говорю тебе, лейтенант Кудрин!
Он зло затянулся дымом сигареты и швырнул окурок