След в след. Александр Вячеславович ЩербаковЧитать онлайн книгу.
движению и не принявшего советскую власть: больше его Владимир не увидит; мать умерла через год после всех этих событий. Володя узнал о смерти матери, будучи в следственном изоляторе; попался на первой краже. Ему тогда шёл семнадцатый год.
К двадцати восьми годам Владимир уже стал вором-рецидивистом, сколотил свою банду, потом встретился с Михасем, нашлись общие интересы. Стали подельниками. Столичные магазины с драгоценностями считались их профильным ремеслом. Но Казань, к удивлению многих из воровской среды, пошёл дальше; чтоб не расширять круг малочисленной банды, освоил нелёгкую «профэссию» шнифера*. Их долго не могли взять. Поймали в Ростове. В середине тридцатых. Михасю как главарю банды навесили статьи тяжёлые, разбойные, остальным дали сроки поменьше. Казанцев получил вольную раньше всех и, конечно, не забыл крестничка – лихие дела, как выяснилось, иной раз роднят сильнее кровных связей…
Казань обстоятельно разъяснил, в чём состоит роль на данный момент Циклопа. На самом деле воры сбили привал не так уж далеко от стоянки отставших беглецов. Ночью они наблюдали то разгорающийся, то затухающий костёр. Дождались утра. Циклопа – решили так сообща – сопроводит Жмых, потом вернётся к своим.
Вот и сидели в данную минуту уркаганы подле Огородникова, наблюдая безрадостную картину. Метель укатилась в ущелье, оставив лёгкую морозную круговерть. Близился рассвет. Однако Сашке-пулемётчику так не казалось. Он находился во временной прострации: что открыты глаза, что закрыты, без солнечного света часы сплющились в единый временной отрезок. Дышится, и ладно!
– Дай ему хлеб, – не сдержался Жмых, швырнув к ногам Циклопа тощую котомку. В котомке несколько кусков чёрного хлеба, немного подсыревшего, пропахшего костром, но не перебившего запах плесени, ещё в замусоленном мешочке, туго стянутом верёвочкой, прощупывалась какая-то крупа. И шмоток белого пахучего сала, бережно обёрнутого тряпицей – настоящее сокровище для зека. Циклоп отрезал тонкий пластик, наверное, так он резал сало дома, протянул с куском хлеба и отвернулся: Огородников выглядел и жалко, и безобразно. Отвернулся не из деликатности: качества подобного рода вряд ли имелись в характере вора. Просто ему, и наверняка Жмыху, было очень знакомо то невыносимое чувство голода, когда человеческая воля превращается в труху, когда животные инстинкты овладевают сознанием полностью, и оскотинившееся существо, ибо от человеческого уже ничего не остаётся в нём, продолжает двигаться, гонимое только одним желанием – раздобыть пищу.
Циклоп знал, что такое голод: первый раз он чуть не умер в пятнадцатилетнем возрасте: половину деревни, где он родился и рос, раскулачили и вывезли неизвестно куда; продразвёрстка многие семьи оставила без хлебных припасов. В Поволжье начался голод. Осень выдалась ранней и неожиданно холодной. Про отца он ничего не знал, а вот мать уехала на заработки в Пензу и пропала. Тогда