Тетрадь с Энцелада. Лариса Валентиновна КириллинаЧитать онлайн книгу.
поэзии – тоска по Земле, на которой она никогда не бывала, поскольку организм коренных марсиан не приспособлен к земной атмосфере и гравитации. Еще она сочиняла стихи о несчастной любви. Герой ее стихов – «небесный возлюбленный», космонавт, который погиб при аварийной посадке. Орелия так и не вышла замуж, зато прославилась на всю Галактику. Многие космонавты возят с собой ее книжечки как талисманы.
Я, естественно, бросилась всё это читать, а Эун-Ма-Дюй-Чи не препятствовала, убедившись, что с книгами я обращаюсь бережно.
А потом мне самой захотелось что-нибудь этакое написать. Не на экране какого-нибудь девайса, а на живой бумаге. Портить книги, само собой, я не стала бы, уже не маленькая. Но другой доступной бумаги на станции не обнаружилось.
Я попыталась использовать свою старую майку, хотя сразу же выяснилось, что идея провальная. И чернила нормальные сделать не получилось, и перо из выклянченной отвертки вышло плохое. Потом набралась наглости и попросила у фрау Вайскопф какой-нибудь ненужный кусочек коры или высохший лист достаточного размера, чтобы на нем можно было писать. Она удивилась, слегка побурчала, но всё-таки выдала мне маленький свиток – бамбитерия арсинойская начала линять, и верхний слой коры сползал с неё слоями. «Поздравляю, ты заново изобрела берестяные грамоты!», – сказал папа, увидев, как я царапаю отверткой буквы на коре бамбитерии. А клинопись на табличках я уже пробовала, только вместо глины взяла пластилиновую мастику, которую сварила на лабораторной по химии. Мистер Сэвидж не возражал.
Приближался мой день рождения. Правда, в космосе время – вещь условная. Чтобы не оторваться от земных корней, мы продолжаем пользоваться привычным календарем. Но какое, скажите на милость, может быть «седьмое июля» на Энцеладе? И все-таки для меня устроили праздник. В столовой, где накрыли столы, собрались все сотрудники нашего сегмента, не занятые на рабочих местах. К моему облегчению, Ут-Шуккал был, видимо, занят. Зато я впервые увидела командира станции: оказалось, это не мрачный космический волк, а вполне симпатичная женщина, капитан Самира Алай. Немолодая, но стройная и спортивная.
И вот все встают в две шеренги, а я иду поздравляться туда, где стоят капитан и мои родители. Самира Алай надевает мне памятный знак с эмблемой станции «Энцелад-Эврика» и с моим отчеканенным именем, а папа вручает подарок: тетрадь.
Да. Это она. Толстая. На пружинках. С приложенным капитанским карандашом – его пишущий стержень не ломается и затачивается сам собой. Такие карандаши выдают для ведения бортжурналов.
– Это… мне? – я аж задохнулась от удивления. – Но откуда?..
– Совместное производство, – сказал папа и показал рукой на всех собравшихся. – Каждый внес что-нибудь.
Я осторожно раскрыла тетрадь и потрогала ее шелковистые листы приятного желтоватого цвета с чуть заметными, как тонюсенькие паутинки, клеточками. Вроде бумага, но не такая, как в старых книгах. Другая на ощупь.
– Тетрадь