Я родом из страны Советов. Иван Георгиевич КулаковЧитать онлайн книгу.
там и нет – голое поле, поселок Нахаловка и рядом еще поселок Еврейский. В Еврейском строительное начальство жило, директор был, руководство; дома там хорошие – отдельные коттеджи на 2 или 3 семьи. Ну и евреев там много было, потому так и назвали. А справа находилась деревня Нахаловка, а еще правее – общежитие для таких рабочих, как мы. Длинное такое общежитие – посередине коридор, по сторонам двери. Самым главным в этом помещении была кухня. И еще сушилка. Обстановка там – кровать напротив кровати, а между ними проход полметра. Так и жили. Общежитие рассчитано человек на 50. Там дежурные были – они топили печки, чтобы к приходу рабочих на кухне всегда горячий кипяток был, в бараке было тепло. Работали мы там как армейские в принудительном порядке. Дисциплина у нас была армейская. Работа наша заключалась в том, чтобы копать землю. Там температура доходила до –30-40 градусов, и мы копали траншеи глубиной до 3,5 метров – в одну или две перекидки. Это тяжелейшая работа – там все просело, земля как камень…
Иногда у нас там бывали выходные – мы раньше заканчивали работать. Тогда мы, молодые, ходили к евреям колоть дрова – идешь там по поселку: «Кому дрова поколоть?». Кто-нибудь к себе зовет, там поколешь дрова, и тебя обязательно накормят вкусно. Еда, конечно, самая обыкновенная была, зато из настоящих тарелок, с настоящими вилками, ложками. Все чисто. Сидишь и на кухне ешь. Так вот наешься, напьешься – и все. Денег, естественно, никаких не дают. И обратно к себе идешь. И вот так я однажды шел туда дрова колоть, смотрю – а на встречу мне идет та девушка, с которой мы в дороге познакомились – та, что с Усачевки. Повстречались, разговорились, оказалось, что у нее отец – главный начальник этого строительства. А мы с ней уже накоротке, я и попросил, чтоб ее отец мне работу хорошую дал. Она меня и спрашивает: «А что ты делать можешь?» А и правда – что я могу? У меня же образование всего 9 классов было… Но тут я вспомнил, что учился в изостудии, и сказал ей, что могу рисовать. Она это отцу передала, и на второй или третий день меня стали искать, а когда нашли – повели к начальству. С начальником мы поздоровались, он мне и говорит: «Вот ты какой, а мне дочь рассказывала про тебя все… А что ты можешь?» – «Я стенгазеты делал, могу портрет Сталина нарисовать в профиль». Так и поговорили. И первое, что мне потом поручили, – писать номера на машинах. Мне там спецовку дали, талончики еще на питание… Бутерброд с маслом по ним полагался или печенье… И я стал там работать – писать эти номера, но все равно продолжал ходить к евреям колоть дрова, а к своему начальству больше не ходил – неудобно было. Потом я стал там стенгазету выпускать – о рабочих, о производстве. Ее вывешивали потом. Со мной эту газету еще редактор делал… Он был то ли артистом, то ли художником, словом, дешевый интеллигент.
Работал я на том месте долго – до зимы, а зима-то там рано начинается, в октябре или ноябре. И тогда уж очень холодно стало. Одежда плохая, кормят плохо, и стал всех там подбивать – давай, мол, пойдем добровольцами служить. Наконец человека четыре собралось. Кстати, на