Розы для проститутки. Степан Станиславович СказинЧитать онлайн книгу.
отдавались у меня в голове. Я пил, пил глазами строчки. А время от времени – подняв взгляд от страницы – мысленно проговаривал стих, который давно знал наизусть.
Я читал своих любимых поэтов даже на занятиях в университете – пряча на скучных лекциях книгу под стол.
Бывало – идя из университета к метро или закрывшись у себя в комнате (чтобы, якобы, уткнуться в учебники), я начинал бормотать волшебные двустишия Алишера Навои или Хафиза Ширази. О мотыльке, влюбленном в горящую свечу. О соловье, поющем над розой. О несчастном дервише, который пирует в майхане (питейном доме) в надежде утопить в вине тоску по красавице.
У меня точно помутился рассудок. Я всерьез боялся: когда на семинаре преподаватель задаст мне вопрос про уголовно наказуемые деяния или когда бабушка за ужином спросит: «А как у тебя обстоят дела в университете?» – я, вместо ответа, выдам что-нибудь вроде: «Пери, ты похитила мое сердце!» – «О, луноликая!.. Я хотел бы быть псом твоих рабов и рабом твоих псов!..» – «Твои губы краснее рубина и слаще меда и сахара».
Гениальные строки восточных поэтов я разбавлял собственными кривыми строчками. Вроде бы, я использовал те же образы: роза, луна, каменотес Фархад, глаза-нарциссы. И все равно Низами был богом, а я – от силы – младшим бесом, в обязанности которого входит подкладывать дрова в огонь под котел с варящимися грешниками.
Я записал в блокнот несколько газелей и дюжину четверостиший. Еще больше было набросков – которые я закалякал, перечеркнул. Не было дня, чтобы меня не подбивало спустить блокнот в унитаз и признать наконец: я обделен литературным талантом. Запредельная тоска схватывала меня рачьей клешней.
Тем усерднее я заливал глаза пивом и коктейлями. Похолодало. Я уже не сидел на куртке, расстеленной по жухлой траве. А ходил вдоль реки – присосавшись к бутылке или баночке.
Пока я ехал домой – прицепившийся ко мне запах алкоголя рассеивался. Так что бабушка и близко не догадывалась, что ее милый внучок тратит карманные деньги на горячительные напитки.
Я ел меньше, чем воробей – а алкоголь лакал, как пантера кровь. Походка моя стала нетвердой, а взгляд – бегающим. Меня шатало на ветру – как узника Бухенвальда. Будто я полгода питался хлебом из опилок и пил гадкую вонючую воду. Я стал тормозным и рассеянным. Когда ко мне обращались – я сначала не слышал, а потом поднимал голову и переспрашивал: «А?».
Я перестал следить за собой. Забывал чистить зубы. Ходил с копной непричесанных волос – как троглодит. Воротнички моих рубашек были помяты.
Бабушка не могла не заметить, в каком я состоянии. За кухонным столом, подперев руками подбородок, она пристально глядела на меня – пытающегося перемолоть хотя бы один пирожок – и вздыхала:
– Что-то неладное с тобой творится, внучок.
Бабушка была человеком дела. Не зря она так высоко вскарабкалась по карьерной лестнице. Пробивная, напористая, с зорким глазом – бабушка следовала простой логике: есть проблема – найди решение.
Проблемой было мое апатично-меланхоличное