Тайна подземного зверя. Геннадий ПрашкевичЧитать онлайн книгу.
ноздрями лежишь в земле. – Как бы подвел итог: – Прав оказался».
И выпучился на Свешникова, поскреб бороду, будто мухи в ней:
«Явится к тебе человек, назовется Римантас».
«Какое нехорошее имя», – перекрестился Свешников.
«Литовское, – перекрестился и дьяк. – Но ты не бойся. Это имя для тебя – знак».
«Да где ж он подойдет? Я год, может, буду в пустой сендухе. Там и русских нет».
«Не знаю, – сумрачно сказал дьяк. – Твое дело помнить. Завтра или через год, но явится некий человек, назовется литовским именем. Помянет гуся бернакельского. Чтобы ты его с каким другим случайным Римантасом не спутал».
Когда сказал про гуся, Свешников понял: тайный дьяк действительно послан добрым барином Григорием Тимофеевичем.
«Запомнишь?»
«А то!»
«Явится, такому человеку доверяй».
«Раз надо, буду, – положил крест Свешников. – Только где встречу такого?»
«Судьба покажет».
«И в чем верить ему?»
«Во всем, – не совсем понятно объяснил дьяк. – Скажет вернуться в Якуцк – вернешься. Скажет кого убить – убьешь. То, что сделаешь, перемены в Москве произведет».
И не сказал больше ничего.
Шли.
Безлюдье, глушь, дыхание заходится от мороза.
На каждой стоянке вож моргал красным веком, заставлял выставлять караулы. Свешников не перечил. Помнил строгий царев наказ: «Жить с великим бережением».
В темной ночи сворачивали, скрипя полозьями нарт, к рощицам черных ондуш, ставили островерхие чумы-урасы, крытые ровдугой – коричневыми шкурами олешков, выделанными в замшу. Такое покрытие не мокнет под дождем, не ломается зимой на холоде. Рубили сухие ветки. Тихий призрачный дым вставал над дымовыми отверстиями каждой урасы. Перекусив, заворачивались в заячьи одеяла. Втайне надеялись, что сегодня вож забудет. Но он не забывал:
«В караул!»
А от кого караул? Зачем?
Конечно, ворчали.
Утром, обирая иней с мохнатых ртов, сердито подманивали олешков:
– Мэк, мэк, мэк!
Варили болтушку, вставали на лыжи -
Шли.
Было казаков – десять.
Сперва – больше. Но на Чаинских пустошах в горелых зимних лесах тайно отстали от аргиша Гаврилка Фролов да с ним Пашка Лаврентьев. Отстали не просто так, отстали воровски, хитро – с нартой, с казенной пищалью, с нужным припасом. Специально хотели, видать, отстать. Сын боярский только сплюнул сквозь седые усы. Быть беглецам в жестоком наказании без пощады!
Казаки переглядывались. Быть-то быть, но землица пуста. Заворовавшие Гаврилка да Пашка вовремя спохватились. До Москвы из здешних мест хорошего ходу – года три. До Якуцкого острога меньше, но все равно в глуши, сквозь холод, тьму. А на пути – племя писаных рож. Про них говорили – людей ядят!
А еще вдруг сдал сын боярский.
Перед последним острожком по названию Пустой (за ним – полная неизвестность, не ходил никто) окончательно занемог. Вож Шохин, угрюмо и страшно помаргивая вывернутым красным веком,