Люди безразличий. ТитовыЧитать онлайн книгу.
а ведь были знаки: говорят, в конце жизнь проносится перед глазами- школьная пора начала проносится еще когда он наверху раскачивался на стуле, и вот теперь он здесь, а значит самое время вспомнить Оленьку, но пальцы вдруг разжались и спустя несколько сантиметров толстяк оказался на земляном полу. «А все же изначально именно я был прав», – уж очень не любил толстяк проигрывать. Он посмотрел вверх, люк, в который он влез, был уже так далеко, что бледный квадрат был не больше клеточки в тетради. Света явно не хватало, чтобы осмотреться. На помощь тут же пришли воспоминания о столько раз проклинаемых толстяком институтских годах, однако же, как раз в то время он узнал о теории викариата чувств. Заумное слово долгое время без дела дремало в его голове, но сейчас цепкой рукой Мнемозины было ловко извлечено из груды пыльных и все еще ненужных знаний. Стоит признаться, что фамилии ученых мужей, заслуженно рассчитывавших на признание и признательность нашего героя, были напрочь стерты из памяти, однако сохранилась сама суть: когда одно из пяти чувств отключается, обостряется другое. Он похвалил себя за эрудицию, закрыл глаза и начал прислушиваться. Вначале толстяк мог уловить только урчание в животе, где курица расщеплялась на белки, жиры и углеводы, но потом ему стал слышен плеск волн наверху, а сбоку… Он зажал нос, чтобы отключить еще и обоняние – это помогло или что-то другое, но сбоку толстяк услышал мерный гул, будто там работало какое-то оборудование.
Выставив перед собой руки, чтобы неожиданно не столкнуться с каким-либо препятствием, журналист плавно и, как ему думалось, с кошачьей грацией, начал двигаться в сторону, откуда шел монотонный звук. Вдруг он почувствовал, что стена поддалась и стала отъезжать вперед. Счастливец ослабил натиск, и теперь уже стена перешла в наступление. До толстяка не сразу дошло, что это просто тяжелая дверь, которая зачем-то могла открываться в обе стороны. Он снова стал наступать, навалившись на неприятеля всем своим весом, и вскоре оказался в центре комнаты в позе кающегося грешника перед иконостасом с той лишь разницей, что здесь вместо ликов святых журналист склонился перед собственным размноженным в экранах отражением.
Толстяк неспешно поднялся, отряхнулся, огляделся. Комната не могла похвастать своим убранством- стол, стул, кресло, диван и допотопная техника. Да и хвастать было давно не перед кем: такой слой пыли на всем мог означать только одно – комната пустовала годами. Наш герой с видом эксперта пальцем провел по ближайшему экрану и, глядя на руку, пробурчал: «Мда, Фреккен Бок, Вам придется взять расчет», – и тут же заметил боковым зрением какое-то движение. Повернувшись к экрану, он вдруг увидел пальмы и волну, которая то карабкалась на каменистый берег, то медленно сползала с него. Журналист дотронулся до следующего экрана – опять пальмы, волна, но уже песок, затем еще до одного, и еще, и еще. Вскоре он смог назвать себя счастливым обладателем беззвучной видеотрансляции с необитаемого острова, почти такого