У метро, у «Сокола». Вячеслав КурицынЧитать онлайн книгу.
не смог, застал Кравцова, узнал, что новых убийств по линии пенсионерок не зафиксировано, что за дополнительными сведениями о Кроевской («Она сидела, а в деле об этом хрен!») Кравцов поедет в отделение милиции завтра («Они только сегодня отзвонились, тянули, я дважды давал запрос»), что Фридман куда-то пропал, не приехал из Калуги (колесо, надо думать проколол, или два колеса).
А что до судмедэксперта Мурашовой, если бы Покровский пригласил ее в ресторан, то она, очень может быть, согласилась бы с удовольствием. Так Покровский думал… Но не приглашал Марину в ресторан.
Посидел немного на скамейке в Петровском парке (на другой!), поглазел на прохожих. Появился мужчина в черном пиджаке, один рукав пустой. Душа человеческая потемки… Высматривает, на какой скамейке удобнее застать старушку врасплох? Однорукому, конечно, несподручно было бы в случаях с асфальтом и рельсом. Гирю мог метнуть. Или бродит-смотрит, нет ли бутылки пустой, двенадцать копеек штука. Или авиаинженер-фронтовик обдумывает новаторское крыло. Лица его Покровский не рассмотрел и вывода никакого не сделал.
Любопытно, что Кроевская Варвара Сергеевна так удачно для убийцы села: на уединенную скамейку. Даже еще и с куском асфальта внизу. Может быть, кто-то заставил ее туда сесть? Но как?
Ресторан скромный, Покровский проник за рубль, ему отвели место за столиком, где уже сидели двое обильно закусывавших и при этом что-то серьезно обсуждающих грузин. С появлением Покровского перешли на грузинский и громкость чуть прикрутили. Музыканты еще не играли, но уже то один, то другой выходили на сцену, поправляли шнуры и микрофон.
Седоусый официант появился довольно скоро, сдержанно поздоровался. Покровский заказал «Боржоми», трехзвездочного коньяка двести, зеленый салат и шашлык. От «икорочки-буженинки на закусочку» отказался. Грузины – явно деловые, по фруктам, а может с ипподромом связаны. Через проход странная пара, совершенно молчаливые мужчина и женщина, едят без алкогольного сопровождения, вообще ни слова друг другу, но поссорившимися не кажутся, не ощущается напряжения. Дальше четверо командировочных. Но вот и Раиса Абаулина – лицо несравнимо приятнее, чем на фотографии в деле. Там она напыщенная и губастая, а в реальности пусть и полненькая чуть-чуть, но двигается легко, улыбка по лицу порхает, ямочки на румяных щеках, подзавитые каштановые волосы.
Освещение, надо признать, так себе, огромные окна занавешены голубовато-серыми складчатыми гардинами. Грязноватые стены, грузные, слишком высоко висящие люстры, горит одна из трех, чтобы не подчеркивать общего ощущения потертости; жухлый зеленый плющ… А на Раису как раз упал луч, и ее энергия и улыбка… будто придает Раиса этому интерьеру некоторую романтику.
Столики Раисы располагались наискосок, она часто пробегала мимо, крепкие икры, похожие на кегли. Покровский любил, чтобы ноги не прямые были, а с сюжетом, лодыжки пусть и деревенские, но другой формы, внизу поуже, выше, к ляжкам, резко идущие вширь…
Раиса Абаулина периодически ныряла на кухню и выныривала оттуда с полным подносом. Это понятно, но еще несколько