Исторический роман ХХ века («Кремлевский холм» Д. И. Ерёмина). Игорь УрюпинЧитать онлайн книгу.
получила свое развитие, и «история стала рассматриваться как ветвь литературного творчества, дар историка сравнивался с даром оратора» [21, 11].
Неразрывная сущностная связь истории и филологии, определяющая диахронное и синхронное художественное познание мира в его специфической литературной форме, обоснованная и плодотворно развивающаяся в европейской гуманитаристике, наиболее адекватно реализуется в жанре романа. Именно роман, а не исторический эпос Г. Г. Шпет в своих заметках к статье «Роман» (1924) считал конкретно-фактическим «документом» той или иной эпохи в ее динамике, логике, «принципиальной незавершенности» [74, 58], ибо роман абсолютизирует движение времени, в то время как эпос, статичный по своей природе, культивирует и универсализирует вневременной смысл исторических событий. Размышления Г. В. Ф. Гегеля о «современном эпосе» Г. Г. Шпет подвергает сомнению, ведь «“современный эпос” – значит уже не собственно эпос» из-за «различия действительности и возможности» [74, 58] как фундаментальных категорий миропознания, отражающих и преображающих реальную действительность.
Эта идея была детализирована М. М. Бахтиным и стала ядром его исследования «Эпос и роман» (1941, 1970), где философ и литературовед глубоко осмыслил сущность «эпического мировоззрения», для которого характерны «не чисто временные, а ценностно-временные категории» [6, 206], а потому прошлое в эпосе «лишено всякой относительности, то есть лишено тех постепенных чисто временных переходов, которые связывали бы его с настоящим» [6, 207], то есть с историей как совокупностью бесконечно взаимодействующих и взаимообуславливающих друг друга событий в линейно-временной (хронологической) последовательности, составляющей основу романа. Роман, подчеркивал М. М. Бахтин, «по природе не каноничен. Это – сама пластичность. Это – вечно ищущий, вечно исследующий себя самого и пересматривающий все свои сложившиеся формы жанр» [6, 231]. Воплощая «живую жизнь» в сюжетно-образную структуру, роман художественно конституирует ее, обнаруживает тайные и явные механизмы ее развития, прочерчивает дальнейшую перспективу и определяет «точки бифуркации», в то время как эпос, по мысли Г. Д. Гачева, имея «свою логику, отличную от закономерности самой жизни», амортизирует «тот нокаут живой жизни, который он производит уже тем одним, что заставляет ее стать пред взором сознания» [12, 89].
Сознание, таким образом, «кристаллизирует», упорядочивает факты и явления самой жизни, осмысляемой субъектом как ее активным деятелем. Человек, переживающий / проживающий в своем настоящем ту или иную историческую эпоху, оказывается носителем определенного исторического сознания. А потому «историческое сознание является в одно и то же время и измерением типа культуры, и фактором самой истории» [57, 98], что не может не учитывать писатель, воссоздавая в романе целостную картину «живой жизни» в конкретно-временном и пространственном континууме. Проблему исторического сознания как мировоззренческой категории глубоко