Ответы. Роман ВороновЧитать онлайн книгу.
хоть один из присутствующих и оторви опущенные глаза от пола, увидел бы более редкое, чем огненный хвост кометы, явление – слезинку на лице Властителя. Единственным свидетелем невероятного факта случилось стать старику. Тиран, сжав цветок в кулаке, кивнул страже:
– Казнить.
Старик улыбнулся.
– Чему радуешься, смертный? – удивился Тиран.
– Она стоила моей жизни, – загадкой ответил старик, уводимый воинами из зала.
Пирующие равнодушно проводили взглядами привычную здесь процессию до дверей и обернулись к Властителю в ожидании приказов. На троне сидел сгорбленный, высохший, почерневший Маленький Человек с цветком тысячелистника в руке.
– Я возьму зерно, – воскликнет прослушавший историю читатель, – цветы мне никогда не нравились.
– Хорошо, – согласно закивает рассказчик, – тогда слушай.
Два здоровенных мулата, скорее напоминающих двуногих слонов, чем потомков Адама и Евы, без труда приволокли на плаху маленького человека. Они слегка расслабили огромные, блестящие на солнце мышцы рук, и безжизненное тело вывалилось из их объятий, как носовой платок из кармана, тихо, бесшумно, незаметно.
– Отсечением головы или более изящным способом? – обыденно поинтересовался Палач.
– Хозяин не уточнил, – ответили хором громилы и оставили несчастного старика наедине с его судьбой.
Палач взглянул на жертву и язвительно заметил:
– Для такого великана топор не подойдет. – Он порылся в карманах и выудил нож, которым ковырял в зубах после трапезы. – О, в самый раз.
Увидев лицо старика, он заржал, как безумный, хлопая себя по коленкам и вытирая слезы через натянутую на лицо маску.
– Лик свой скрываешь только от себя, – ответил на оскорбления старик.
– Не многие словоохотливы передо мной, – Палач сунул нож на место и взялся за топор, – последнее желание имеется?
– Желаю отведать пшеничное зерно, – старик подошел к плахе и уселся на нее, – всего одно.
– Странный у меня клиент, – подивился Палач и свистом подозвал к себе сына-помощника. – Слышал? Дуй на рынок, у главных ворот торгуют мукой, поищи на повозках, посмотри в спицах колес, пошарь в карманах у крестьян.
– Сделаю, – буркнул мальчик и, спрыгнув с помоста, исчез в толпе любопытных, начавших собираться поглазеть на действо.
Палач, протирая грязной тряпицей лезвие своего страшного инструмента, поинтересовался:
– Зерно тебе зачем, им не наешься? Может, вина, – он похлопал себя по поясу, на котором болталась кожаная фляга, – кислятина, жуть, но в последний раз сгодится.
Старик покачал головой:
– Зерно есть символ Божественного разделения единого на множество, символ Божественного познания самого себя, как бы со стороны.
– Чудны речи твои и попахивают богохульством, – перекрестился Палач.
– Что богохульного в том, что зерно, брошенное в подготовленную почву, становится тремя десятками таких же зерен, образующих