Ясновидец Пятаков. Александр БушковскийЧитать онлайн книгу.
Особенно сидеть. Вы в корсете. Лежите пока на каталке. Сестра будет вас кормить и давать утку. Да, личность вашу мы установили через бригаду, жене сообщили. Она пока не появлялась, но её и не пустили бы в ИТАР. Сейчас уже можно. Позвонить ей?
Гаврик попытался отрицательно мотнуть головой, это у него не вышло, но доктор понял.
– Что ж, как хотите. Койку подготовят позднее и переложат вас с каталки. На этом пока всё, будем лечить и наблюдать. Выздоравливайте.
И он ушёл. Гаврик понял, что ему срочно нужно в туалет, но здесь, на людях, в утку… Он не сможет. Не будет этого, и всё. Врач сказал, запрещаю вставать. Значит, возможность встать всё же есть. Тогда он встанет. Просто встанет и пойдёт. Пусть и не просто.
Чингисхан, он же Алексей Алексеевич Темчинов, наш бригадир, лежавший на койке у окна и басом отдававший те распоряжения, что Гаврик слышал из темноты, рассказывал мне потом, как словно почувствовал замысел этого худосочного изломанного мужичка и отчего-то восхитился. Он понял, увидел, без сомнений – этот встанет. Ему вдруг показалось, что он слышит, как человечек думает, и потому Алексей Алексеевич, мужчина весьма опытный и многое видевший в жизни, очень удивился и слегка оробел. Даже оглянулся вокруг.
Гаврик медленно выпростал из-под простыни правую руку, оглядел её, словно удивляясь, а затем ощупал бинты на своём лице. Разлепил пальцами правый глаз. С трудом повернул голову в одну, в другую сторону. Непонятно было, удовлетворило ли его то, что он увидел, но когда он заглянул под простыню, то ненадолго задумался. Живот и рёбра его оказались стянуты корсетом из бинтов, а остальное тело было голым и синюшно-жёлтым.
И всё-таки нужно пытаться встать. О судне не может быть и речи. Гаврик подоткнул простыню под корсет и напрягся, чтобы почувствовать ноги. Боль усилилась во всей спине, от копчика до затылка, а потом горячей волной потекла в пятки. «Хорошо, желудок пустой, – подумал он, уронил ноги с каталки на пол и сразу перешёл из положения лёжа в стоячее, – а то сесть не смог бы, обделался бы и не почувствовал».
Он покачивался, держась рукой за каталку, но стоял. Горел позвоночник, кружилась голова, хотелось блевать, ныло разбитое лицо. Картина в глазах плохо фокусировалась. Гаврик смотрел себе под ноги и настраивался на первый шаг. Трое обитателей палаты удивлённо разглядывали его из углов.
– Туалет налево по коридору, до конца. Проводить? – спросил наконец Чингисхан и добавил через паузу, словно в ответ: – Ну, тогда смотрите сами. Простыню не уроните… Не за что.
– Алексеич, это ты ему отвечаешь, что ли? – просипел с угловой койки Витенька, темнолицый каторжанин в майке-алкоголичке и больничных шароварах, с синими от татуировок руками. – Он же молчит вроде…
Чингисхан нахмурился:
– А вы не слышите?
Витенька осклабился, показав стальные «ворота» во рту:
– Ты, Алексеич, видать, крепко головушку стряхнул, раз сам с собой говоришь!
– Погодите, Витя! – перебил его Чингисхан и обратился к третьему пациенту, лежащему