Литературная матрица: учебник, написанный писателями. ХIХ век. Группа авторовЧитать онлайн книгу.
вам доводится Настасья Николавна?» – «Мы с нею вместе не служили».
Что – Софья? Искренне влюблена в простого мальчишку, падает в обморок, увидев, как тот слетел с лошади, наедине с ним трепещет платонически. Она с легкостью отказывается от «выигрышного» жениха (разговор о Скалозубе). В чем ее вина? В том, что она не замечает притворства Молчалина? По-моему, довольно обычное для юной девицы умение обманывать себя саму. В том, что распускает слух о безумии Чацкого? По-моему, невинная дамская месть. Тому, кто, задетый ее нелюбовью, заявляет снобистски и самодовольно: «А вы! о Боже мой! кого себе избрали? / Когда подумаю, кого вы предпочли!» И вранливо предъявляет: «Зачем меня надеждой завлекли?» Но ведь Софья, умеющая полюбить и умеющая отвадить нелюбимого, вовсе его не завлекала!
Что – Загорецкий? Плут, полезный многим. Что – Горич? Остепенившийся муж. Что – Репетилов? Умеривший гулянки тусовщик, готовый соразмерно способностям просвещаться, внимая «прогрессивным речам». Что – остальные? Люди как люди.
Что – Чацкий? Панк.
«Он впадает в преувеличения, почти в нетрезвость речи, и подтверждает во мнении гостей распущенный Софьей слух о его сумасшествии», – вынужден признать Гончаров. Поведение Чацкого на балу невероятно совпадает с действиями лирического героя рассказа Эдуарда Лимонова Coca-Cola generation and unemployed leader. Тот накачивается на вечеринке в Париже и начинает обличать всех, шокируя дам, швыряя неполиткорректные дерзости, и, наконец, увлекает танцевать девицу: «Моей партнерше было трудно со мной, я видел, как ей трудно и как eй стыдно. Потому что я увлек ее в мой абсурдный стиль, а она этого не хотела, ей было неудобно перед толпой. Она стеснялась вместе со мною быть другой. Я увидел, как она обрадовалась, когда вдруг кусок музыки закончился. Спиной, вымученно улыбаясь, она отпятилась в толпу, и толпа сомкнулась». Не стыдилась ли Чацкого и повзрослевшая Софья? Еще цитата из рассказа Лимонова: «“Больной” меня обидело… “Я прекрасно здоров, – сказал я и поглядел на немку с презрением. – …В вас нет страстей! Вы, как старики, избегаете опасных имен и опасных тем для разговора. Так же, как опасных напитков”». Музыка прерывается, вокруг него встают люди. Он продолжает обличать. Его оглушают. Очнувшийся в траве парка, он с трудом идет по ночной улице с тяжелой головой и напевает: I’m an unemployed leader! («Я безработный лидер!»). Просто панк.
Чацкий – панк. Много их таких среди золотой молодежи – рвущих на себе рубахи от Gucci. Грибоедову он внятен. Наш Грибоедов, даром что строил карьеру, сам сочинял стихи в духе упомянутого Егора Летова:
Мы молоды и верим в рай, —
И гонимся и вслед и вдаль
За слабо брезжущим виденьем.
Постой же! нет его! угасло! —
Обмануты, утомлены.
И что ж с тех пор? – Мы мудры стали,
Ногой отмерили пять стоп,
Соорудили темный гроб
И в нем живых себя заклали[2].
К XX веку мир не единожды искупался
Из стихотворения А. С. Грибоедова «Прости, отечество!» <1828>. –