100 дней любви. Елена Владимировна КариповаЧитать онлайн книгу.
съем! – сообщил Кабан.
–А Я тебя свиным гриппом заражу, говно клыкастое! – процедил хрипло в ответ Колобок и покатился дальше.
–Закрой пасть, антресоль дырявая! – Попытал счастья Колобок, но Бегемот уже шёл на него. Болотное чудище действительно было непрошибаемо.-Не ешь меня, а то я тебе секрет не расскажу!
–Какой секрет?
И вот этот момент. В голове уже было пусто. Он перепробовал сотни вариантов.
–Не расскажу куда Я … -
…иду. – Колобок открыл глаза, заканчивая фразу уже после того, как Бегемот в очередной раз сожрал его.
Только теперь его мысли были заняты не тем, что всё снова и снова повторяется. Он думал о том, что сам только что сказал.
«Куда Я иду».
– А действительно, куда, я мать его, иду?! – Произнёс он вслух. И огляделся.
Был тот же лес. Та же опушка. Та же тропинка уходила прямо. А вот ещё одна тропинка. И Вон там дорожка куда-то уходит. А вот ещё одна. Он стоял на перекрёстке множества тропинок, на которые почему-то раньше не обращал никакого внимания. А почему?
Почему он их не видел и как умалишённый пёр по одному и тому же пути. Хотя уже не раз мог убедиться, что заканчивается он тупиком?
В затуманенном состоянии Колобок покатился по другой дорожке. Она была чуть пологая, спокойная, тихая. Никто не вылезал из кустов и не сообщал ему радостно, что хочет его съесть.
Через полчаса тропинка вывела его из леса на широкое пшеничное поле.
Тут было тихо. И очень спокойно.
Впервые за много-много дней… или жизней, Колобок понял, что ему наконец-то хорошо. Что он нашёл то место, где хочется остаться и ни от кого не убегать….
День шестой
Быт пожирает любовь
Приходят раздражение и усталость. Дети кричат. Долги нужно платить. Нянька и гувернантка ждут жалованье. Если они есть, конечно, как в семье Пушкина. И надо платить за квартиру, нанимать дачу на лето, царь плохо относится, загранпаспорта нет, к жене какой-то хмырь привязался и лезет. Она сама дала повод, наверное. И главное – где денег взять? Пушкин, когда умирал от раны в живот, старался потише стонать от боли – чтобы Наташу не пугать. Мне не больно и вообще – Я выздоровею. Не плачь! Ступай, принеси мне ягодок, я покушаю. Видишь, мне уже лучше…. Наносное уходит. Быт остаётся вдалеке. Хлопоты отступают; теперь другие хлопоты – о тех, кто остался на перроне. Когда Пушкин умирал, он успел жене сказать: мол, ты немного погорюй по мне, а потом выходи замуж за хорошего человека. Чтобы он тебя любил и к детям хорошо относился. Не убивайся, не плачь, пожалуйста. Устраивай свою жизнь, любовь моя! Это потому, что вся ревность, раздражение, утомление, быт, мелочные придирки – все это не по- настоящему. Хотя мучает и отравляет. Но это – не по-настоящему. Это сор жизни и сор души. А в глубине – вот эта любовь, как драгоценный камень, как чистая родниковая вода, незамутнённая жизнью. И её невозможно постоянно видеть и чувствовать, эту любовь. Она есть – и всё. Там, глубоко. Только в редкие моменты очищения души можно увидеть сияние чистой любви. Иногда – непоправимо поздно мы её видим и понимаем. И показываем любимому человеку; уже прощаясь. Надо как-то почаще показывать