Зооград. Ник НиксонЧитать онлайн книгу.

      – Технически десять. Болванке было четыре на момент подселения. Такая дешевле.

      – Почему ты на это решилась?

      Волжанину принесли обед. Выглядело блюдо аппетитно, хотя для кенгуру совершенно несъедобно.

      – Я жду ответа. Ты же помнишь, мы напарники.

      Я вздохнула.

      – Со мной случился несчастный случай, я была парализована.

      – А-аа, значит, ты была взрослой женщиной, растившей кучу детей, и вот ты запнулась, упала. Гипс. Кровать. Фильмы о Холмсе. Несите мне кенгуру…

      – Мне было восемь лет.

      У Волжанина изо рта выпал кусок мяса.

      – Погоди… То есть, ты была ребенком. Тебе сейчас…, – он прервался, чтобы посчитать. – Четырнадцать лет?

      – У альтервидов возраст определяется физиологией вида.

      – Я знаю, – резко сказал он. – Ты понимаешь, о чем я.

      – С даты моего первого рождения мне четырнадцать.

      Он расхохотался.

      – Многое становится понятно… И как родители отнеслись к твоему решению стать кенгуру?

      – Поддержали.

      – Вы что общаетесь до сих пор?

      – Конечно. Они же мои родители. Они за меня очень переживают.

      – Настолько, что согласились умертвить собственную дочь…, – сказал он, нервно пиля ножом кусок мяса.

      – Я не умерла.

      – Ты не та девочка, которая была их дочерью. Их дочь лежит в могиле. А вы все полуфабрикат, имитация!

      Глаза у него расширились, как у льва в цеху в момент нападения.

      Мы молчали несколько минут. Он пытался прожевать кусок стейка, но не сумел и выплюнул на тарелку.

      – Не лезет, – он закрыл лицо руками, – Ладно, погорячился. Неправильно было так про тебя говорить.

      – Ничего.

      Он подобрал руки под себя, встал, перегнулся через стол и внимательно на меня посмотрел. А я поймала себя на мысли, что он симпатичный. Для человека.

      – И ты так легко проглотишь мои оскорбления?

      – Меня они не задевают.

      – Я оскорбил твоих родителей.

      – Это никак не повлияет на их жизнь.

      – Я думал, ты всегда топишь за справедливость.

      Я кивнула.