Шкаф с кошмарами. Олег КожинЧитать онлайн книгу.
– для чего?
Знаете, есть такая странная читательская особенность – отождествлять хоррор-автора с его текстами. Положа руку на сердце, могу с уверенностью сказать – никогда не слышал, чтобы читатель считал автора фэнтези хорошим мечником или славным укротителем драконов просто по определению. Или там детективщика – великим сыщиком, автора женской прозы – роковой красоткой, фантаста – капитаном звездолета. Нет такого. Зато обозвать хоррорщика больным ублюдком – как здрасте. Притом что в том же фэнтези авторы гробят народ целыми армиями, странами и даже расами. А в фантастике взорвать планету – все равно что чихнуть.
Так вот как раз из предисловия читатель может с удивлением узнать, например, что Подольский вовсе не злобный садист, Кабир не молится козлоголовому божеству, а Матюхин не пытает в застенках доверчивых девушек. Впрочем… может и не узнать. Поймите правильно, я люблю этих парней, и как людей, и как авторов, но живьем вижусь с ними крайне редко и никогда не бывал у них дома…
Хм-м-м… тогда так: из предисловий читатель может узнать, что основа для страшных историй зачастую оказывается совсем нестрашной. Я написал «Снегурочку» из одной-единственной фразы: «Горячим меня не кормите». Чудовищно душным летом, на даче, с маленьким плачущим ребенком на руках, я выбрал самую «холодную» сказку, какая только нашлась под рукой, и читал ее вслух множество раз. Дочка успокаивалась при звуках моего голоса, а зимняя сказка дарила мне мнимое ощущение прохлады. До сцены с костром, конечно же.
И вот, в очередной раз, фраза «горячим меня не кормите» повернулась под каким-то совершенно другим углом и стала основой рассказа, разорвавшего первую «Чертову дюжину» в далеком 2013 году. Видите, как все просто? Хотя… взглянуть на простые вещи под «страшным» углом может далеко не каждый. Тут нужен особый склад ума. Дьявол! Похоже, мы, хоррорщики, все-таки больные ублюдки. Бойтесь нас!
Снова непоняточка. Так для чего все же нужны предисловия? И что ищут те, кто в них заглядывает? Мне кажется, они хотят услышать авторский голос. По крайней мере, я открываю предисловия именно за этим. Ведь в историях за автора говорят его герои. Он перевоплощается в них, проживает их жизни, ощущает их ужас и, в редких случаях (мы ведь все еще говорим о хорроре, да?), испытывает их триумф. И только в предисловии – ненадолго становится самим собой…
Стоп! Получается, что чистому авторскому голосу отводится лишь пара страниц звучания. Эй! Почему так мало? Я ведь еще не рассказал о каждом рассказе, о ценности трудолюбия и переоцененности вдохновения, о том, какую музыку слушаю, какие напитки предпочитаю и о тварях, чьи глаза никогда не видели солнца. Впрочем, о последних расскажут мои герои. Те, которым посчастливится выжить. Мне же редактор намекает, что пора закругляться.
Так, попробую по-быстрому представиться еще раз. Слушайте мой голос, и не заметите, как вместо меня начнут говорить другие, населившие страницы этой книги, оживленные вашим воображением.
– Привет! Я – Олег, и я люблю рассказывать страшные истории. Их у меня полный шкаф. Я слышал, ты ищешь именно такие? Ну так вот…
Снегурочка
На первый взгляд Маррь ничем не отличалась от других заброшенных карельских деревушек. Полтора десятка кособоких приземистых домиков, прилипших к обеим сторонам дороги, больше напоминающей временно пересохшее русло бурной реки. Такие места, с легкой руки остряка Лешки Ильина, группа называла «ненаселенными пунктами». Два дня назад они оставили за спиной сразу три таких «пункта». Еще один миновали не далее как вчера. Не было никаких оснований ожидать, что в пятой, наиболее удаленной от цивилизации, деревне еще остались люди. Бог – он троицу любит. Про пятерки никто не говорил.
И все же Сергей Иванович Потапов привел группу в Маррь. Потому что упоминание в монографии Гревингка – это вам не фунт изюму! Сложенная вчетверо ксерокопия брошюры лежала в нагрудном кармане потаповской «энцефалитки», возле самого сердца, и стучала там как пресловутый «пепел Клааса».
– Да поймите вы! Это же тысяча восемьсот пятидесятый год! – вещал он на каждом привале, размахивая перед Аленкой и Лехой мятыми перепачканными листами. – Афанасьев эту легенду только через девятнадцать лет запишет! А у Гревингка – вот! Даром что геолог!
Потапов шлепал распечаткой по колену и с видом победителя поправлял очки. Малочисленная группа не спорила. Меланхолично пожимала плечами, хмыкала неоднозначно и продолжала заниматься своими делами. Алена Виртонен, большая аккуратистка и умничка, перепаковывала рюкзак, стремясь достигнуть какой-то запредельной эргономичности, а Лешка Ильин неловко пытался ей помогать. Студенты не разделяли восторгов своего руководителя. Подумаешь, самое раннее упоминание легенды о Снегурочке! Если бы кто-то из них заранее знал, что до зачета – неделя пешего пути… В первую же ночевку Сергей Иванович невольно подслушал, как Лешка, жалуясь Алене на стертую ногу, бросил в сердцах:
– Манал я такие «автоматы»! Ну, Потапыч, зараза лысая!
А сейчас лысину Потапова нещадно пекло июньское солнце, от которого не спасала даже бандана. В Маррь они вошли чуть за полдень, когда светило включилось на полную мощность.