Безгрешное сладострастие речи. Елена ТолстаяЧитать онлайн книгу.
движутся в сторону синэстетизма, пытаются выразить почти невыразимое, иррациональное содержание. Одновременно обе они исследуют новую социально-психологическую тему – тему женщины в современном обществе. Похоже, что надо ставить вопрос о связке общественно-освободительных взглядов, в том числе призыва к равноправию женщины, и тео- и антропософской революции восприятия, на которую опирались футуристы.
Поэтика ранней Бромлей. В творчестве Елены Гуро мы находим любопытный вариант общего футуристам урбанизма – который, по мнению Николая Харджиева, воздействовал на Маяковского: «Невозможно красивыми кажутся подоконники и водосточные трубы. По дороге к искусству проходят мимо водосточных труб и железных подоконников, а они красивы, точно они часть музыкальной пьесы, точно все это на музыкальных подмостках» – или: «Улыбается вывеске фонарь И извозчичьей лошади»[24]. Николай Харджиев находил эти мотивы Гуро из фрагмента «Песни города» («Шарманка») у Маяковского в «А вы ноктюрн сыграть могли бы / На флейте водосточных труб?».
Как и у обоих этих авторов, такие приметы города, как вывески и извозчики, есть и у Бромлей. Например, «ржавый желоб», «прутья лестницы пожарной», «карниз» и «труб наивные фигурки». Правда, это не детали городской картины, которую рассматривает наблюдатель, а действующие лица в головокружительном сновидческом хождении лирической героини по крыше. Как видим, и эмоция, и драматизм здесь собственные:
За плечами крылья старой шляпы
Я связала шелковым шнурком.
– Снизу шорох листьев сдержанно коварный
Отмыкает сердце для тревоги;
– Прутья лестницы пожарной
Холодят босыя ноги.
Заскользили руки по карнизу;
Ржавый желоб, труб наивныя фигурки;
Срыву
На просвирник и крапиву,
Книзу
Полетел кусочек штукатурки…
Крылья. В этом изысканном визионерском фрагменте крылья старой шляпы превращаются в платоновские крылья, которые должны бы прорезаться у души. Героиня молит «сказку-ночь» о чуде, о тайне, о крыльях, просит оживить ей душу:
Мир, изменись! Радость моя, наступи!
Чудо, явись! Сердце мое ослепи! (там же).
Эта ориентированная на платоновский мотив «крыльев» вещь, похоже, лишь частично следует за одноименным романом «Крылья» Михаила Кузмина (1906), скромно умалчивая о теме однополой любви.
Героиня открывает глаза и возвращается в городской пейзаж:
Крыши железные ребра – черная высь.
Слева внизу огороды черны и пахучи,
Справа сад и Крымский мост,
Дока разбитые стекла, дома горелый погост… (там же.)
– и все затянуто «туманом скучной печали» и писком чертей, изначально скептических.
Черти вообще появляются здесь что-то уж слишком часто:
Круг, яснея, разомкнулся полосой:
Девочка с желтой косой
В
Ср.: