Люди и нелюди. Олег ДивовЧитать онлайн книгу.
ее не берет, тут же рядом оказывается второй, подбирает ее, заглядывает жертве в глаза и спрашивает шепотом: «Что делать-то?» И дальше у жертвы выхода нет. Даже если она кричит: «Эй, мужик, ты деньги потерял, а этот поднял», все равно не уйдет. Там был десяток вариантов, как выставить человека виноватым и подвергнуть обыску. Если что – подбегали тут же остальные члены банды, становились вокруг, кричали – мы свидетели, он твои бабки взял… Сам понимаешь, бросали «куклу» человеку, у которого в кармане много денег. Вычисляли в обменных пунктах, когда те еще были, потом стали по магазинам в бумажники заглядывать. И представь себе, запасными вариантами банда пользовалась очень редко. Потому что двое из трех потерпевших обычно соглашались поделить добычу с провокатором. Жадные мы все до ужаса. Наш парень, который наживкой работал, говорил потом – ничего не бойтесь, люди, а бойтесь вот этого пакостного желания хапнуть деньжат, что плохо лежат. Когда тебе мерзавец в глаза заглядывает и предлагает разделить ответственность на двоих, ты ведь не становишься от этого тоже мерзавцем. Ты думаешь, что тебе просто очень повезло. Может человеку раз в жизни повезти? Считается, что может. Должно.
Гусев умолк.
– И что дальше? – подтолкнул его Валюшок.
– Если жертва доставала свои деньги, их тут же пересчитывали и возвращали с извинениями. Разумеется, незаметно уполовинив пачку. Хотя могли бы и просто ограбить. Но, сам понимаешь, разбой и мошенничество очень разные статьи, а такое ловкое мошенничество еще и сложно доказать. Против него обычный закон бессилен, только АСБ справится. Ну, менты и дали наколку Центральному. Так вот, мы когда взяли этих ублюдков, они нам целый спектакль закатили… Не Москва, конечно, но областной драмтеатр дорого бы дал за таких актеров. А я смотрю на того, который с деньгами работал, и думаю – черт побери, ведь из тебя, идиота, вышел бы отличный фокусник. Ловкость рук неимоверная. Выступал бы на сцене, народ бы тобой восхищался… А ты – вот как. Обидно до невозможности. Такая меня злоба разобрала тогда на род человеческий… А эти двое кричат, руками машут, святую невинность изображают. Притом что поняли уже – взяты на живца. Все равно не сдаются. Им наводчика ведут под белы рученьки, еще двоих, которые обычно свидетелей изображали – нет, кричат, мы их в глаза не видели, и вообще не местные, через полчаса самолет. У наживки просто челюсть отпадает, я думал, мужик расплачется сейчас. Он, кстати, потом все равно не удержался. Одно дело – свидетельские показания, а совсем другое на собственной шкуре пережить, что это такое, когда ты человеку в глаза плюешь, а он тебе говорит: божья роса. Невыносимо. Просто невыносимо. Самое мерзкое в нашей работе – лицом к лицу с гнусностью людской встречаться. Вот такие, брат, дела.
– И что им было? – спросил Валюшок.
– А я убил их на фиг, – небрежно махнул рукой Гусев.
Валюшок коротко хохотнул, потом осекся.
– Ты не представляешь, как это было мерзко, – объяснил Гусев. – Мне просто делать ничего не оставалось, у меня ощущение было, что я сейчас утону в