Все нормальные люди. Роман РомановЧитать онлайн книгу.
же доехать до общежития электромеханического завода «Ударник», пройтись по коридорам своего детства и, может быть, успокоить свою душу и окончательно для себя всё решить.
Машина громко пискнула сигналкой и, погасив огни, осталась дожидаться хозяина на площадке перед старой, вечно облезлой, несмотря на все ремонты за долгие десятилетия, общагой. Илья Петрович вдруг остановился, резко повернулся и уставился на своё авто. «Рефлекс! – сказал он вслух. – Сейчас же точно никто не будет бензин сливать, да ведь и не сольёшь с моего бумера, даже если захочешь!». Он словно наяву увидел, во всех красках, с теми же самыми запахами и ощущениями, как ловко они сливали бензин с каждой машины на площадке в девяностые, потом убегали на стройку неподалёку и разливали ворованный бензин по пластиковым бутылкам. Юный Илья Петрович стоял тогда на шухере как раз на въезде во двор; его «точка» ни капли не изменилась за прошедшие годы.
Гость с трепетом открыл тяжелую, на пружине, дверь в общагу и вошёл, как библейский блудный сын к отцу после долгих странствий. Всё было как в детстве: коричневая маслянная краска на стенах, мерцающая лампа дневного света, дешёвая, много раз перекрашенная, со щербинами, плитка на полу. Грубо сваренная из арматуры проходная с турникетом и заборчиком в голубой облезшей краске, будка вахтёра, обросшая забором в те же девяностые, когда приходилось держать оборону до приезда милиции то от наркоманов, то от хулиганистой гопоты, то от подозрительных собутыльников особо подозрительных жильцов. Запахи – те же: жареная картошка, соленья, едва уловимый перегар, краска, грязное бельё, бытовая химия, какая-то велосипедная резина или кожа и – не поверите – запах мандаринов, который не растворялся во всём многообразии ароматов, но словно подчеркивал его: мол, здравствуй, Илья Петрович, я – твоё детство, никуда не делось, поджидаю тебя тут лет тридцать…
«Так это же мой будущий избирательный округ, общага родная!» – вдруг открыл для себя глава семейства. В один миг словно объединились прошлое и на стояще, – две самых навязчивых и болезненных темы его, Ильи Петровича, существования.
Илья Петрович спокойно, не то, что раньше, прошёл мимо полностью седого, сморщенного как грецкий орех и прокуренного вахтёра, который, к тому же, почти сразу узнал «петькиного щегла». Поднялся на родной третий этаж и в смятении зашагал по коридору. Возле дверей, всё так же, как тогда, стояли велосипеды, коляски, кое-где – рабочие замызганные кирзачи и пустые вёдра – в общем, всё то, чем не хочется захламлять и без того небольшие восемнадцать квадратных метров и на что вряд ли кто из чужих позарится.
Вдруг он увидел открытую дверь, и что-то защемило внутри. Это была общая кухня, где стирали, варили, смеялись, плакали, хвастались, жалели и, самое главное, обсуждали жизнь во всех её проявлениях. В отличие от курилки и красного уголка с большим портретами Ленина и Горбачёва, общая кухня была исключительно территорией общажных женщин, и только