Плут, или Жизнеописание господина Плутнева. АЕЧитать онлайн книгу.
То, что со стороны было хернёй, для нас было взаправдашним. Я носил за ней портфель, катал на мотике и ссал даже поцеловать в щёчку. Да, саднило, что не только Толстый, даже задрот Паяльник уже расчехлили свои кочерыжки. А я всё ходил девуном. Изредка, когда яйца набухали арбузами, a челен сводило, как в тисках зажали, я салютовал в потолок. Но трахнуть кого-то казалось мне тогда, что дерьма отхлебнуть из миски. Я знал, Галочка моя судьба и любовь навсегда, потерять её невозможно.
Когда мне стукнуло шестнадцать, я снял конуру в Устье; место центровое по району, не то что наша морковкина задница. Галкин батя накатал заяву ментам из детской комнаты, мол, я, несовершеннолетний, один живу, родители пьющие, чтоб меня в детдом оприходовали, от Галчонка подале. Но Газон крепко держал район, как наш президент Владимир Владимирович Путин дорогой страну нашу держит, что многажды труднее, но так на то он и гений всех времён и гордость наша, так что отвалились менты, как бородавка сухая.
Однажды Галя после уроков спросила показать, как живу.
Почему она пришла, что толкнуло её, ведь после слезами кровавыми умылась. Но тогда отчего сама? Я шаркал с разбухшим между ног хозяйством, но терпел, не просил, не требовал от неё ничего. Верится, что пришла из любви. Что хотя бы тогда любила. Но уже никогда не узнать.
Так мы стали мужем и женой.
Летом 1995 года Галка поступила в Ярославский государственный педагогический университет имени К.Д. Ушинского на факультет иностранных языков. Я погнал на мотике в Николу Корму за заначкой.
Калитка из старых штакетин в редких, как с конца побрызгали, чешуйках голубой краски лежала в траве. Где идеально ровная ярко-голубая огородка с выкрашенными белым столбами, как колоннами? Где чёрная густая земля без единой травинки в ровных грядах картофельных кустов, которые тянулись до заднего двора? Узкая сырая тропа пробиралась как в джунглях в кустах. На поляне мятой травы чёрными кучами сидели отец с матерью, вокруг валялись пустые бутылки, мятые пачки сигарет. Их коричневые рожи, пухлые от пьянства, скалились мне жёлтыми зубами.
– Явился, сучонок, – просипела мать.
Я чапал к дому, но мне очень не нравились их довольные хари. Споро захрустели под кроссовками пластиковые стаканчики. В два прыжка я взлетел по деревянной лестнице, перепрыгнув проломленную ступень. И тут мне в спину ударил ржач, словно дали ногой в прыжке. Я споткнулся, падая, рванул в комнату, нырнул под кровать, уже всё зная; половицы в углу у стены не было. На всякий я прошарил рукой, но тайник был пуст. Только палец занозил.
– Что, сынок-ссыкунок, – сидя на траве, мать скалила зубы с пробоиной на месте правого клыка, – мамку не обманешь, мамка жопой чувствует тебя, засранца.
Я с разворота засадил ей ногой прямо в опухшее хлебало. Она ветками взмахнула и опрокинулась на спину в траву.
– Ты, ты чё, – отец опирался на руки и ноги, пытаясь встать, похожий на лесную корягу. Я с удовольствием дал ему под брюхо, так что он сковырнулся и скатился в крапиву. Я так хотел забить его! Да западло