Взгляд со стороны. Рассуждения об искусстве. Николай КудрявецЧитать онлайн книгу.
народов есть специальное слово для обозначения оленя одного года, двух, трёх, четырёх, пяти, шести и семи лет, 20 слов для обозначения льда, 11 слов для обозначения холода, 41 слово для обозначения снега в различных формах, 26 глаголов, чтобы обозначить замерзание и таяние и т. д. Вот почему "они сопротивляются попытке сменить этот язык на норвежский, слишком бедный для них с этой точки зрения". Этим же самым объясняется огромное количество собственных имён, даваемых самым различным отдельным предметам».
Язык примитивных народов многие авторы называют живописным или пиктографическим, отмечая, что человек, говорящий на таком языке, как бы рисует словами, перечисляя все признаки описываемого предмета.
По происхождению самые ранние знаки первобытного искусства (как и науки) связаны со знаками древнего языка жестов, фиксацией которого они были. Для языка примитивных народов характерна двойственность: знаки-слова в нём дополняются знаками-жестами, которые играют большую роль, чем в языке современного человека.
Американский этнолог Фрэнк Кашинг, посвятивший себя изучению индейцев, установил, что индейцы умеют «думать руками», подобно тому как мы можем думать вслух. Благодаря многолетней тренировке Кашингу удалось провести удивительный эксперимент. По словам исследователя, он «вернул свои руки к их первобытным функциям, заставляя их проделывать всё то, что они делали в доисторические времена, с теми же материалами и в тех же условиях, которые характеризовали эпоху, когда руки были так связаны с интеллектом, что они действительно составляли его часть».
Советский теоретик искусства С. М. Эйзенштейн, ознакомившись со статьёй Кашинга, опубликованной в 1892 г., попробовал повторить опыт. По его ощущениям «двигательный акт есть одновременно акт мышления, а мысль – одновременно – пространственное действие».
Доктор филологических наук В. В. Иванов в своей книге «Чёт и нечёт: Асимметрия мозга и знаковых систем» сообщает о том, что когда Эйзенштейн увидел танцы туземцев острова Бали, он пришёл в восторг от того, как они близки к испытанному им опыту мышления «ручными понятиями», когда «танцем рук проходит поток мыслей».
Эйзенштейн отличался исключительной силой глубинного проникновения в собственную психическую жизнь. По его самопризнаниям, он чрезвычайно остро зрительно представлял перед собой то, о чём думал: «Даже сейчас, когда я пишу, я по существу, почти что "обвожу рукой" как бы контуры рисунков того, что непрерывной лентой зрительных образов и событий проходит передо мной… Музыка – особенно Прокофьева и Вагнера – входит под знаком этой номенклатуры тоже в зрительный раздел – или правильнее его назвать "чувственным"?… Слово и подтекст – это то, что часто остаётся у меня вне фокуса обострённого внимания».
Из-за уникальной асимметрии мозга (большое правое полушарие противостояло малому левому), мышление Эйзенштейна заметно отличалось от традиционного, присущего большинству людей. Нельзя