Врачебная тайна. Алексей МакеевЧитать онлайн книгу.
когда с выносом тел было покончено. – Бочков, кажется, чуть в обморок не грохнулся.
– Дело не в том, что увидел Бочков, Серега, – сказал я. – Не в том, что увидели все. Главное, что увидел я…
Серега нахмурил брови, соображая. Конечно, единственный мой друг во взводе был в курсе всех приключений, он догадался:
– Это что, те самые Почтальонки?!
– Вот именно!
Мы молча шагали по дороге какое-то время, прижимая драгоценные посылки. Аппетит только пропал. Даже курить не хотелось.
– Выходит, они сами хлебнули своей бадяги? – сделал предположение Перепелкин.
– Выходит, – согласился я. И подумал: значит, Рома не успел с ними поговорить, предостеречь, выяснить, кто снабдил их отравой? Где он вообще мотается? Сидит в госпитале у своей Люции, что ли?..
Еще, свербело в душе: быть может, если бы я сразу признался замполиту в том, что мне известен адрес шинка, тот немедленно отправился бы туда, и девушки не успели бы выпить, остались живы. На моей совести два трупа?! Успокоился довольно оригинальным способом – напомнив себе, что сам мог окочуриться раньше девушек вместе со Шляховым от их же, между прочим, бодяги! Пути господни неисповедимы.
Рубликов отвел нам час на обжираловку. В класс тут же пожаловали «старослужащие» из первого взвода – горняки с Донбасса. Они призывались весной, как положено, мы же – летним спецнабором. Когда рота выполняла команду: «Строиться на зарядку по форме номер два с голым торсом!» – становилось очевидным, что торсы в основном у рудокопов, а у наших студентов – скорее, мощи: выпирающие лопатки, ключицы и позвоночники. Горняки держались с апломбом.
– Ну что, бойцы? Кто табачком угостит? – спросил предводитель горняков Эдик Гантауров по прозвищу Гора. Я с ним свел знакомство еще в первый день пребывания в части.
Дело было так. Нас, только что переодетых в новенькие «сопливые» хэбэшки, подпоясанных ремнями из одуряюще воняющего химией кожзама, вели вверх по лестнице в расположение. Встречным потоком уверенной поступью спускались ладные хлопцы в черных погонах с золотыми буквами «СА», какие нам еще только предстояло подшить. За трое суток на пересыльном и столько же в дороге я оброс щетиной, побриться еще не успел.
– Ни хрена себе, борода! – воскликнул амбал из встречного потока, пытаясь ущипнуть меня за щеку.
– Уйди, противный, – сказал я без выражения, хлопнув его по руке. – Я девушек люблю.
Он стал надуваться, но выдавить из себя так ничего и не смог, поток увлек его вниз. Что-то родил все же запоздало, но я уже не слышал. Дружки его загоготали, а их сержант прикрикнул:
– Гантауров, разговорчики! Отставить смех!
Тем же вечером Гантауров оттеснил меня к ленинской комнате и спросил:
– Ты там, на лестнице, что-то сказал, Борода?
Я мысленно поздравил себя с новым прозвищем, ощутив холодок в душе.
– Я пошутил, – ответил ему.
– Пошутил?
– Да.