Багдад до востребования. Хаим КалинЧитать онлайн книгу.
движимая не поживой, а чувством собственного достоинства.
Почему в стряпне племен Творец распорядился именно так, завысив у русских нравственную планку, или, наоборот, приглушив у них инстинкт самосохранения, Шахара не интересовало, ибо, несмотря на многогранность своей натуры, он в первую голову – практик. А вся героика заняла его лишь потому, что он держал свой путь не экскурсии по знаменитым владимирским достопримечательностям ради, а дабы одного из граждан Владимира завербовать. Причем не столько склонить к предательству – на тот момент о национальные интересы государства-трупа кто только не вытирал ноги – сколько принудить добровольно отдать себя на съедение волкам. В разное время обретенный, но убедительный опыт подсказывал: вполне вероятно, что предстоящий фигурант столь же неустрашим и неподкупен, как Сергей. Стало быть, впереди очередной, но пока укрытый за снежным туманом костыль…
Сергей в эти минуты про себя облизывался, смакуя интригу полного откровений путешествия, по большей мере, им сотворенного. При этом первоначальную аттракцию – таинство набухающего, точно почка вербы, чувства взаимности усилил новый, обнажившийся в том же скрещении сюрприз. Муминова вдруг посетило, что Федор подражает грузину, ни в коей мере им не являясь.
Все бы ничего, если бы хоть какое-то известное Сергею социо-этническое клише псевдогрузину подходило. Он излучал как дивную естественность и склонность к компромиссам, малохарактерные для советских людей, так и жесткий нрав, то тут то там пробивающийся. И еще: странный симбиоз венчала, чуть поблескивая, чисто восточная хитринка, запавшая Муминову в память от общения с афганцами. Федора отличал некий присущий каждому движению «прищур».
Образ интриговал, но скованное обручами советизма воображение, препарируя загадку «Кто ты, Федор?», буксовало. В общем, артист бродячего театра с выдвижными бивнями мамонта, в конце концов вывел для себя Муминов, и краешками губ улыбнулся.
Вплоть до въезда во Владимир в модуле часто звучал смех. На правах хозяина, а скорее, одинокого, истосковавшегося по живому общению калеки, автомобилист развлекал публику. Друг на дружку нанизывались смешные истории об опыте его общения с медициной, малопонятные для Шахара, зато веселившие Татьяну. Смеялся за компанию и тель-авивец, чутко откликаясь на реакцию соседки. Дабы не походить на бэк-вокал, вкраплял обтекаемые комментарии: «Молодэц, Сэргэй!», «Надо же!», «Какой случай!» Когда больничная эпопея забрела в Афганистан, Шахар притих, настороженно вслушиваясь.
– Не хуже ли вам, Федор? – всполошилась медсестра, уловив перемену в настроении спутника.
– Все нормально… – невнятно проговорил «Федор», навостривший уши едва прозвучало «Кандагар». В восемьдесят шестом, в платье феллаха, он вдоль и поперек облазил этот город, изучая расположение советских войск. Ныне же обеспокоился, не опознал ли его каким-то образом Сергей.
В городской черте Муминов стал уточнять, в какую больницу