Мировой порядок. Генри КиссинджерЧитать онлайн книгу.
и противоречивых тенденций? Какие страны станут элементами этого порядка и каким образом они станут соотносить свою политику? Сколько единства требуется Европе и сколько разнообразия она способна выдержать? Впрочем, если переформулировать, этот вопрос в долгосрочной перспективе видится даже более фундаментальным: учитывая исторический опыт, сколько разнообразия необходимо сохранить Европе для обретения значимого единства?
Поддерживая глобальную систему, Европа представляла доминирующую концепцию мирового порядка. Ее государственные деятели формировали международные структуры и навязывали их остальному миру. Сегодня ставится под сомнение сама природа возникающего миропорядка, и регионы за пределами Европы станут играть важную роль в определении характеристик этого порядка. В самом ли деле мир движется в сторону региональных блоков, которые выполняют роль государств в вестфальской системы? Если так, сложится ли новый баланс сил или произойдет сокращение числа ключевых игроков до минимума, при котором жесткость сделается неизбежной и вернутся угрозы начала двадцатого столетия, с его непримиримыми блоками, пытающимися перебороть друг друга? В мире, где континентальные структуры, наподобие Америки, Китая и, возможно, Индии и Бразилии, уже достигли критической массы, как Европа справится с переходом к статусу региональной единицы? Пока процесс интеграции преимущественно реализуется как бюрократическая проблема повышения компетентности различных европейских органов управления – другими словами, через оптимизацию привычных институтов. Когда появится внутренний стимул к осознанию приверженности единым целям? Европейская история показывает, что объединение никогда не достигается исключительно административными процедурами. Оно требует объединителя – Пруссии в Германии, Пьемонта в Италии, – без руководства которого (и без готовности создавать новую реальность) любое объединение будет мертворожденным. Какая страна или институт сыграют такую роль? Или следует ожидать появления некоего нового института, хотя бы социального движения, которое возьмет на себя определение дальнейшего пути?
Если Европе суждено обрести единство – не важно, каким способом, – как она охарактеризует свою глобальную роль? У нее есть три варианта на выбор: укрепление атлантического партнерства; декларирование и соблюдение нейтралитета; заключение тайного союза с внеевропейской силой или нахождение общих интересов с такой силой. Означает ли это новые сдвиги лояльностей – или Европа видит себя в качестве члена Североатлантического блока, обычно разделяющего ее позиции? С каким прошлым Европа себя ассоциирует: со своим недавним прошлым атлантического единства или с долгой историей маневрирования ради максимальной пользы для национальных интересов? Короче говоря, жизнеспособно ли атлантическое сообщество, и если да (на что я искренне надеюсь), как оно станет определять себя?
Этот