Дети змей, дети волков. Янина ВолковаЧитать онлайн книгу.

      – Хорошо, – яростно цедит он сквозь крепко стиснутые зубы, – будет тебе твой камень!

      Развернувшись, быстрым шагом ведун торопится убраться прочь, и нет ему больше дела ни до острых камней, ни до усталости, что сковывает его. Одним только упрямством движим он, желанием доказать, что справиться может со всем, что только ему доверят. Моргает Радомир, и с его покрасневших от соли глаз срываются слезы, пачкая собой грязные щеки. Старик Ратибор наверняка сейчас причитать бы начал, что негоже мужчине слезы лить, да только что теперь, Радомир и не человек вовсе? Не может дать волю чувствам своим, что душат его уже долгое время? Он не плакал, когда их похитили. Не плакал, когда взяли в плен на песчаном берегу. Не дал волю слезам даже тогда, когда оказался на поле боя, призванный развлекать вероломного султана и его народ. Так что же, становится слабым он только оттого, что чаша терпения его переполнилась? Хочет Радомир пнуть попавшийся под ногу камень, да только сдерживается. Не хватало потом за еще одним лезть, выполняя поручение безумной отшельницы.

      Придерживая воительницу, от веса которой уже начинает тянуть плечо, Мойра внимательно смотрит в спину солнцерожденного. Дать волю чувствам ему нужно, а при чужом присутствии не станет он делать этого, гордый сокол. Улыбнувшись уголками губ, перехватив северянку поудобнее, она направляется к своему жилищу.

      Дом встречает знакомым запахом тлеющего очага и сушеных трав, висящих под потолком. В его стенах, пусть и изрядно покосившихся от времени, Мойра ощущает себя в полной безопасности. Одним только взглядом она заставляет огонь весело затрещать в каменном кругу, пожирая с жадностью иссохшую древесину, и свет пламени освещает каменные своды дома. Северянка тощая. Укладывая ее на свою постель, ухватив поудобнее, ладонью Мойра чувствует каждое ребро под лоскутами одежды. Они с Радомиром давно не ели, слабы и обезвожены, но луннорожденной в теплых этих землях куда тяжелее. Ведун-то вырос под лучами палящего солнца, босиком ходить по раскаленной земле привык, а она – другая. Ей проще в снег босой ступить, в холод лютый нос из дома показать, а любое тепло медленно ее убивает.

      – Потерпи, дитя, – говорит Мойра, тыльной стороной ладони убирая пряди коротких белых волос с измученного лица, – скоро ты вернешься домой.

      Северянка морщится и продолжает спать беспокойным сном. Отойдя от ложа, Мойра прислоняет посох к стене и снимает со спины видавший лучшие дни волчий мех, кидая его небрежно в сторону. В бочке, полной холодной воды, она омывает руки и лицо, перехватывает волосы плотным кожаным шнуром, чтобы те не лезли в глаза и не мешались. Ее гости наверняка голодны. Похлебка из соленой рыбы будет как нельзя кстати.