Проспект Коровицына. Михаил СарбучевЧитать онлайн книгу.
причем таким, настоящим. От него я впервые услышал концепцию, что русские – немытые азиаты, а поляки – истинные архитекторы европейской цивилизации. Эта тематика вызывала ожесточенную полемику у нас. И – 2. Он был битломаном – раньше я никогда не видел ни живых битломанов а музыка, которая звучала с «сорокопяток» фирмы «Мелодия», озаглавленных Биттлз (на английском языке) меня особо не втыкала. Хотя, вроде бы – то были вершины творчества – Across the Universe, I Me Mine, Com Together… Не втыкало. Владик меня подсадил. Кстати, тоже не сразу, может потому, что подбирал не самые удачные песни для первого знакомства типа I`m the Warlus (ну, ты же панк!). Но когда дошли до Please Please Me – меня торкнуло.
3. И третье – Владик был фанатом театра. Я к театру всегда относился спокойно. Скажу более, я вообще не понимаю театра как искусства, из зала. Для меня театр – это тусовка, это закулисье. Та самая пресловутая «четвертая стена» она для меня стена и есть. Но Владислав (или правильнее Влад`ислав) любил театр всеми силами души своей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому способна пылкая молодость. При этом отношения с театром у него не складывались. В выпускном классе мы оба готовились к поступлению в театральный (ну, мало ли, вдруг в МГИМО пролетишь?) – он репетировал монолог Сальери, я – Маяковского («Облако в штанах»). Тогда меня отсекли на уровне подготовки, ну да я не особо горевал по этому поводу. У меня же был DA-DA, и там сцены хватало и без Маяковского. И, я б даже сказал куда ближе к живому Маяковскому. И вот тут я, пожалуй, должен отметить еще одного человека, который несмотря на все драматические перипетии не предал свою юношескую мечту – Владислав, конечно же, не поступил в театральный, но театр действительно стал его судьбой – он работал осветителем, рабочим сцены, звукооператором, играл в оркестре, то есть был в театре везде, кроме сцены. Но недавно мне прислали видео – Владислав поет в оперетте. Свершилось! Он прорвал сопротивление среды. Видимо, мечта того стоила.
А тогда его потуги на сцене выглядели очень комично. Мы оба пробовались на роль Петруччо в школьном театре. Я тогда победил. Для подростка, надо сказать, роль очень непростая – там надо тискать девчонок, и, понятное дело, это должно выглядеть естественно, краснеющий Петруччо это нонсенс. Бу-бу-бу – бурчал Левкин: «Это потому что вы с Петровской (играла Катарину) оба развратны. Два сапога – пара. Нашли друг друга!». При этом не менее нахальный Хлестаков в сцене приставания к Марии Антоновне у него получался блестяще. В школе за людьми часто закрепляются странные имиджи, молва их награждает порой совершенно несвойственными им свойствами вот мне было присвоено почетное звание эдакого Ловеласа и сердцееда. Владислав же был эдаким «морализатором» и в творчестве – тоже. То, чем занималось DA-DA он считал беспросветной пошлостью и скоморошеством, а Владислав был рожден для высокой трагедии. И темы для своих песен их группа (альтернативная DA-DA) выбирала соответствующие «Дантовский лес», «Смерть еретика» и пр. Это вам не про жопу петь! Но отклик у публики был слабым, во время выступления в зале поднимался гул, который хорошо знаком каждому заурядному актеру – залу скучно.