Гнездо желны. Софья Сергеевна МаркеловаЧитать онлайн книгу.
сукном столом, который минимум вдвое его старше, обставленный со всех сторон точёными гипсовыми бюстами великих людей прошлого? Андрей Васильевич не соответствует ни своему кабинету, ни всей школе, ни, кажется, даже собственной должности.
– Мы тут по делу, – очень сухо отвечает тётя Анфиса, поправляя мелкие жемчужные бусы на худой шее. – Так что давайте не будем терять время.
– Конечно-конечно! – заискивающе улыбается директор, чуть ли не светясь от счастья, что наша семья почтила его обитель визитом. Он быстро ныряет в один из боковых коридоров, ведущих в глубь здания, и приглашает нас проследовать за ним. – А это, значит, всё ваши детки? – чтобы прервать неловкое молчание, интересуется Андрей Васильевич, не сбавляя шага и оглядываясь на нашу разношёрстную компанию. – Помню, в прошлый раз ваша сестра приходила лишь с одной девочкой. А я что-то даже не удосужился ничего спросить! Ну, сами понимаете, меня тогда больше волновали те жуткие вещи, творящиеся у нас в коридоре!..
– Это мой дорогой сыночек Дима, а это мои племянницы, – очень лаконично представляет нас Анфиса, для которой вся эта работа в выходной день совсем не в радость. На её худом лице с накрашенными яркой помадой губами проступает раздражение вперемешку с досадой.
– Племянницы? Значит, дочери вашей сестры Инессы? – продолжает допытываться директор, поворачивая в очередной длинный коридор с рядами красноватых пузатых колонн.
– Нет, – довольно едко отвечает тётя. – Это дочери-погодки моей другой сестры, Софии.
– А почему я никогда не видел её с вами? Инесса мне даже ничего не рассказывала о вашей третьей сестре!..
Тут неожиданно подаёт голос Ольга, для которой любое упоминание о матери никогда не проходит безболезненно.
– Потому что наша мама умерла! – отчаянно восклицает моя сестра, стиснув зубы.
Ей всегда тяжело говорить о матери, как и всем нам. И мы стараемся защищать её память от любых нападок, поскольку и так владеем лишь жалкими крохами воспоминаний о ней и не хотим утратить и их.
– Ох, – тяжело вздыхает директор, споткнувшись на ровном месте, – я прошу прощения за своё любопытство! Очень печально это слышать…
Больше он уже ничего не говорит и не лезет к нам со своими пустыми расспросами.
Вскоре впереди показывается круглая площадка в обрамлении неглубоких ниш, в каждой из которых установлено по мраморному или гипсовому бюсту. Здесь три двери, и Андрей Васильевич, выбрав самую непримечательную и обшарпанную, легко распахивает её.
Мы заходим в узкое помещение, заполненное одинаковыми партами и скамейками. Аудитория тянется далеко вперёд и заканчивается двумя высокими окнами, выходящими на улицу. Справа от двери висит старая, зелёного цвета доска с меловыми разводами, рядом ютится кривой учительский стол. Все стены до самого потолка, теряющегося в тенях, увешаны картинами в тяжёлых багетах. Маленькие и огромные, овальные и квадратные – всё это групповые и одиночные портреты, и я, скользнув